Известная пианистка Людмила Берлинская, имя которой сегодня известно каждому любителю музыки, выступит в Израиле впервые. Как это получилось - не понимает даже она сама. И тем не менее - единственный концерт Берлинской, выступающей в последние годы вместе с мужем - пианистом Артуром Акселем, пройдет в Эйлате 21 ноября. Супруги прилетят на международный фестиваль камерной музыки прямо из Парижа, где Берлинская живет последние 30 лет. Накануне приезда гостья фестиваля побеседовала с корреспондентом "Вестей".
В откровенном разговоре она рассказала о своем творческом пути, дружбе со Святославом Рихтером и первой репетиции с Мстиславом Ростроповичем, закончившейся совершенно неожиданно - для обоих. Кроме того, Берлинская поделилась мыслями об эмиграции и рассказала о своем очень необычном доме в Париже, где говорят по-русски, а мечтают по-французски - или наоборот.
- Людмила, вы выступаете на сцене несколько десятков лет, объездили с концертами весь мир - объясните, пожалуйста, как случилось, что в Израиль вы приезжаете впервые?
- Сама не понимаю, но факт - так получилось. Я давно уже мечтала побывать в вашей стране, все ждала, когда это произойдет, у меня ведь много друзей в Израиле. Но вот - случилось, и я очень рада этому, конечно.
- Зная вашу биографию, совершенно очевидно, что евреи окружали вас всю жизнь, начиная с учебы в "Гнесинке", где вы учились в классе Анны Кантор - педагога, воспитавшей не одно поколение выдающихся пианистов.
- Ну а как же иначе. Мне всю жизнь рассказывают об Израиле, начиная с моего отца, и не только его. Но так сложилась судьба, что только сейчас получилось приехать, и то всего на один концерт. Но, как говорят у нас, - лиха беда начало.
Вот уже несколько десятилетий Людмила Берлинская доказывает всем, и прежде всего - самой себе, весь абсурд расхожего мнения о том, что на детях гениев природа отдыхает. Дочь известного российского виолончелиста Валентина Берлинского, основателя знаменитого квартета имени Бородина, она стала пианисткой, покорившей самые престижные сцены мира.
Ей рукоплескали не только меломаны, но президенты и члены королевских семей, она играла с самыми известными музыкантами своего поколения, организовала несколько музыкальных фестивалей, преподает в школе музыки Альфреда Корто в Париже.
А представители более старшего поколения помнят Милу Берлинскую совсем в другой ипостаси: в 14-летнем возрасте она неожиданно для самой себя снялась в главной роли в ставшем культовом фильме "Большое космическое путешествие". Несмотря на то что фильм вышел на экраны в 1975 году, Берлинская с улыбкой отмечает, что до сих пор на ее концерты забредают и поклонники, которые помнят ее Варю Кузнецову и мечтают заполучить автограф.
- Вы родились в уникальной семье и росли в совершенно особенной атмосфере. В доме вашего отца можно было встретить Моисея Вайнберга, Дмитрия Шостаковича, Софию Губайдулину, Якова Флиера и других выдающихся композиторов и исполнителей, не говоря уже о вашем собственном отце. Если уж довелось родиться в СССР, то наверное - лучше всего было жить именно тогда - в шестидесятые-семидесятые?
- Да, мне действительно очень повезло. Я попала в самый эпицентр бурления того времени - конечно, благодаря моей семье в первую очередь. И, как вы сказали, это была эпоха необыкновенная - вокруг было много талантливейших людей, особенно в Москве. Так что мне действительно повезло, и я с детства общалась с самыми яркими людьми, личностями. Это, конечно, большая удача.
- Это облегчает жизнь - родиться у знаменитого отца, в "правильной" среде, с нужными связями? Или наоборот, мешает?
- Зависит от того, чего вы хотите от жизни. С одной стороны, у меня с отцом были дивные отношения, мы всегда были очень близки. В этом смысле я счастливый человек. А если говорить о карьере, то, конечно, это было непросто. Все знали, что я - "дочка", и это не помогало. Тем более, что мой папа никогда не был карьеристом, а наоборот - совершенно бескорыстным человеком и бессребреником. Он свято верил, что талант пробьет себе дорогу и что помогать ему в этом нельзя. У меня была именно такая ситуация.
- Я читал, что в консерваторию вы поступили буквально чудом, сдав все профессиональные экзамены на пятерки, но провалив... историю партии?
- Да, именно так и было. Все были в шоке - и семья, и, конечно, в первую очередь мой отец. Это было тяжело психологически. Но я на этом училась и росла, и привыкла воспринимать это как данность. И это никак не мешало мне общаться и работать с потрясающими людьми того времени, не только музыкантами. Так что я считаю себя очень счастливым человеком.
- К моменту поступления в консерваторию вы уже оставили мысли о карьере в кино, несмотря на огромную популярность после премьеры "Большого космического путешествия"?
- Конечно. Сразу после окончания съемок было решено, что это было хоть и большое, но одноразовое приключение. К моменту поступления я уже была играющей пианисткой, хоть моя карьера только начиналась. Так что кино осталось в прошлом.
- Не было желания вернуться? Не каждая пианистка может похвастаться тем, что в 14 лет она "перепела" саму Елену Камбурову, которая должна была исполнить песни в том фильме, но режиссер предпочел вас?
- Действительно, сразу после "Космического путешествия" посыпались приглашения и предложения, как это часто случается с детьми-актерами. Но я сама выбрала рояль, и это было для меня совершенно естественно. Многие говорили, что это ошибка, спрашивали: "Зачем?" - но для меня все было совершенно ясно.
- Выбор рояля был вашим собственным решением? Никогда не думали пойти по стопам отца?
- Никогда, даже не приходило в голову. Как во всех интеллигентных семьях, у нас дома все начиналось с фортепиано, а потом уже можно было решить и, может быть, выбрать другой инструмент. Поэтому я начала, как все. А потом оказалось, что у меня это неплохо получается, и все пошло естественным образом. Тем более что я училась у Анны Павловны Кантор - уникального педагога, у которой занимался и Женя Кисин, и многие другие. Я попала в потрясающие руки, и все развивалось быстро и естественно. Я любила и люблю рояль, никогда не хотелось перейти на другой инструмент.
- Жизнь столкнула вас с выдающимися композиторами и исполнителями, среди которых был и Дмитрий Шостакович?
- Во время знакомства с Шостаковичем я была слишком юной, чтобы общаться по-настоящему, к тому же он тогда уже тяжело болел. Но я прекрасно помню его и его дом, и до сих пор мы дружим с его вдовой, Ириной Антоновной.
- Зато со Святославом Рихтером вы познакомились уже будучи молодой пианисткой. Какое впечатление оказал на вас музыкант, которого уже тогда называли одним из самых выдающихся пианистов XX века?
- С Рихтером - эта была целая эпоха. Мы много играли вместе, и это был большой пласт моей творческой жизни.
- Чему может научиться молодая пианистка у такого мэтра, как Рихтер?
- Каждый ученик берет что-то свое. Святослав Теофилович ведь никогда не был педагогом и не преподавал - не любил это. Но просто быть рядом с ним - это уже школа. Я десять лет переворачивала ему ноты на концертах. Когда сидишь рядом с таким гигантом, чувствуешь, как он управляет роялем, как извлекает звук, как сидит за инструментом - это все огромный опыт. Я очень многому у него научилась, просто сидя рядом.
Кроме того, в ситуации, когда меня не пускали на международные конкурсы, продолжали заваливать на экзаменах по истории партии - он сказал мне: "Зачем тебе конкурсы? Они приносят музыканту только вред". Когда такое говорит человек, который для тебя в тот период был просто богом, - приходится прислушиваться. Сегодня я, конечно, не смогу сказать такое своим студентам. И тогда, и сейчас многие считают, что карьеру можно построить только благодаря конкурсам - и это мнение имеет право на жизнь. Но я росла в благополучной семье и поэтому не должна была зарабатывать себе на жизнь через конкурсы. Поэтому я сразу приняла совет Рихтера и, честно говоря, до сих пор с ним совершенно согласна. Конкурсы - это одно, творчество - совсем другое.
- Вы ведь не только были ученицей и работали с Рихтером, но некоторое время жили у него дома. Каким он был человеком - не пианистом, а именно в повседневном общении?
- Знаете, об этом можно написать целую книгу. Для меня он был очень близким человеком, поэтому очень долго я вообще не могла об этом говорить, это было слишком личное. Сейчас уже немного полегче. Он был сложным, но вовсе не замкнутым, как иногда пишут. Просто круг его общения был ограничен, и люди вокруг него помогали ему: с одной стороны, оберегали от внешних потрясений, с другой - отгораживали. Вокруг больших личностей всегда кипят страсти. Но он умел дружить, любил друзей, был прекрасным другом. Он не устраивал застолий, но обожал домашние маскарады - и, кстати, заразил меня этой любовью.
- Еще один сложный гений, с которым вы сталкивались, был Мстислав Ростропович. Говорят, у вас с ним произошел конфликт?
- Это ерунда, с этим знакомством мне тоже очень повезло. Мой отец с ним дружил, так что история была почти семейная. Когда мы начали вместе играть, я ужасно волновалась. Это было в Париже. На первой репетиции я так нервничала, что начала путать ноты. Ростропович ужасно рассердился. Только потом я поняла, что это был его педагогический прием - он специально провоцировал меня, наговорил много ужасно нелицеприятных вещей. А потом сам сел за рояль - он ведь отлично владел этим инструментом, продолжая при этом учить меня уму-разуму. И тогда я не выдержала - и случайно опустила крышку рояля ему на пальцы. Это, конечно, не было нарочно, но я чуть не умерла от ужаса. К счастью, все обошлось, пальцы маэстро остались целы - и после этого мы много играли вместе. В конце концов он снял мой страх именно этим способом.
- Мы плавно перешли на парижский этап вашей жизни. Как вообще пришло решение уехать из Советского Союза и переехать в Европу?
- Я никогда особенно не собиралась уезжать. Все случилось естественно. Сначала я приехала в Париж на две недели - это была история любви с моим бывшим, ныне покойным супругом. Потом вернулась еще ненадолго, потом еще раз - в итоге перевезла туда еще совсем маленького сына. Потом довольно быстро родилась дочь, и Париж стал моим вторым домом. Это не было осознанным решением об эмиграции, никогда, но это случилось - так сложилась жизнь.
- Сегодня вы замужем за коренным парижанином - Артуром Анселем. Можно поинтересоваться, какой вы выстроили с ним дом по духу: русский или французский?
- Наверное, наполовину. Мой муж говорит по-русски, обожает Россию, ее культуру и музыку. Но я живу во Франции уже больше 30 лет и думаю, что уже стала почти француженкой. Когда приезжаю в Россию, знакомые говорят, что я уже не очень похожа на местных. Я сама этого не вижу, поскольку в душе остаюсь и москвичкой тоже, никуда от этого не денешься, но тем не менее. Дом у нас разный - и французский, и русский тоже.
- Вы рассказывали в интервью, что устраиваете у себя вечера, маскарады. Это правда?
- Да-да, конечно. Сейчас, к сожалению, реже - у нас очень много работы, гастролей, преподавания, просто не хватает времени. Но вот в конце декабря у меня день рождения - и это стало традицией. Не потому что праздник, а потому что друзья, в том числе живущие в других странах, включая Израиль, каждый год пишут: "Ну что, мы прилетаем?" Так что это уже стало неотъемлемой частью жизни.
- Давайте поговорим о программе, которую вы представите в Эйлате. Она получилась очень разнообразной и совсем не классической в привычном понимании этого слова?
- Да, конечно. Все композиторы программы связаны между собой. Одна из общих тем - эмиграция. Например, Рахманинов, покинув Россию, стал американским пианистом, знаменитым прежде всего как исполнитель, а уже потом как композитор. Далее - Виктор Бабин, это был такой великий фортепианный дуэт в первой половине ХХ века - Бабин и Вронский. Оба были выходцами из России, но опять же эмигранты и большие друзья Рахманинова. Бабин, кроме того, что был феноменальным пианистом, делал великолепные транскрипции, а кроме того - сам писал музыку. Поэтому мы играем его оригинальное произведение. Хотя Бабин был одним из немногих, кому Рахманинов доверял транскрипцию своих сочинений.
Что касается Гершвина, то здесь все понятно, это та же самая Америка. Кроме того, мы ведь помним хорошо известную историю о том, как Гершвин приехал в Париж, мечтая стать "классическим" композитором. Он пришел за советом и уроками к Морису Равелю, а тот ответил ему: "Зачем вам быть вторым Равелем, если вы можете остаться первым Гершвиным?"
- А Цфасман?
- Александр Цфасман - это русский Гершвин. Один из нескольких людей, которые создавали джаз в России. Он был как раз классическим пианистом, феноменальным, надо сказать. Учился у знаменитого Блуменфельда в Московской консерватории, ему прочили блестящее будущее как концертирующему пианисту, но он выбрал джаз. Гершвин был его кумиром. Цфасман первым в России исполнил "Рапсодию в стиле блюз", но Гершвин об этом даже не знал - настолько непроницаемым был железный занавес.
А Шостакович, в свою очередь, очень уважал Цфасмана. Когда он писал музыку для кино, зарабатывая себе на жизнь, то часто просил его: "Я написал здесь слишком сложно и сам сыграть не смогу, а вы сможете". Так что связи между композиторами, произведения которых мы сыграем, можно искать бесконечно.
- Иными словами, есть чего ожидать в Эйлате?
- Мы очень любим эту программу. К десятилетию нашего фортепианного дуэта мы выпустили диск с произведениями Гершвина и Цфасмана. Его, к сожалению, купить нигде невозможно, он давно разошелся, но записи можно найти на различных онлайн-платформах. Мы ведь с Артуром не джазовые пианисты, а классические, но уже несколько лет играем Цфасмана с огромным удовольствием. И говорят, что у нас это неплохо получается. Посмотрим, как примет публика в Эйлате.
- Ваш дуэт - не только творческий, но и семейный. Как это работает в обычной жизни?
- Замечательно работает, все очень естественно. Мы любим работать вместе, играть, путешествовать. Это полное слияние жизни и творчества, и пока мы не устаем от этого. Наоборот, у нас масса планов. Когда нас спрашивают, когда мы уйдем наконец в отпуск, мы отвечаем: "Никогда". Мы все время в движении - и нам нравится такая жизнь.
- Что ж, надеюсь, что в Эйлате вам удастся хоть немного отдохнуть.
- И я очень надеюсь. Мы приедем всего на несколько дней, буквально туда и обратно, но счастливы, что это наконец произойдет. Дай Бог - не в последний раз.