Композитор Алексей Рыбников: "Во мне половина еврейской крови"
Если бы известный композитор носил папину фамилию Беймшлаг, то она бы сегодня прочно ассоциировалась с жанром российской рок-оперы и советского кинематографа
Российский композитор Алексей Рыбников привозит в Израиль авторскую версию легендарной рок-оперы "Юнона и Авось". Накануне израильских гастролей родоначальник жанра российской рок-оперы рассказал "Вестям" об отношении к Израилю и, возможно впервые, - о прочной родственной связи с ним.
- Алексей Львович, вы очень талантливый композитор, мама у вас дизайнер, папа был скрипачом в оркестре Александра Цфасмана. Скажите, а вы ведь неспроста Львович?
- Конечно, неспроста. Мой отец - Лев Самойлович Беймшлаг. Я долго искал корни этой фамилии и не нашел. Мне почему-то кажется, что это переделанный вариант фамилии Бейншалах, но это только мои предположения.
Мои родители поженились, когда мне было уже 16 лет, поэтому фамилия у меня мамина. Это события 1940-х, не хочется сейчас погружаться в сложные нюансы. Сегодня мои двоюродные и троюродные сестры живут около Иерусалима. Недавно я приезжал в Израиль к своей двоюродной тете. Во мне ровно половина еврейской крови. И всегда, когда приезжаю в Израиль, приезжаю в свою среду и всегда наслаждаюсь.
- Значит, у вас есть любимые места в Израиле?
- Я очень люблю Иерусалим. Тель-Авив мне дорог по медицинским причинам - нам там очень помогли…
- Для вас, как для россиянина, с кем или с чем ассоциируется Израиль?
- Со всем миром! Израиль - исток и родина всего духовного на земле! Это остается сейчас, и это не должно исчезнуть. Это очень важно понимать всем во всем мире!
- На этот раз вы привозите в Израиль авторскую версию рок-оперы «Юнона и Авось». Чем она отличается от общеизвестной?
- "Юнона и Авось" пережила десятки разных постановок, не только ленкомовскую. Было время, когда чуть ли не в каждом крупном городе шла своя "Юнона и Авось" - то ли оперный спектакль в той или иной трактовке, то ли балет под пластинку. Причем пластинка, выпущенная фирмой "Мелодия", была совсем другим вариантом этой истории.
В Ленкоме опера была реализована лишь частично - из цензурных соображений и из-за того, что это был драматический театр и нужно было считаться с вокальными возможностями конкретных актеров. Поэтому однажды мне захотелось сделать сценический вариант своей работы, максимально соответствующий первоначальному, звучащему на пластинке с профессиональными вокалистами и при этом воплотивший все то лучшее, что было сделано в драматическом театре. То есть авторская версия - это наиболее полный вариант оперы, в котором актеры поют профессионально - выпевают все ноты, и высокие, и низкие, и при этом соответствуют всем требованиям большого драматического театра. Без всяких поблажек. Потому что в моей версии кульминация наступает во втором акте, в момент, когда звучат стихи Микеланджело в переводе Вознесенского, а в Ленкоме их, кстати, не было. И наоборот, мы отказались от тех искусственных музыкальных фрагментов, которые появились лишь в силу необходимости в качестве аккомпанемента к эпизодам конкретной постановки и не соответствовали жанру рок-оперы.
Другими словами, все то, что мы привозим в Израиль, соответствует моему авторскому представлению, как все это должно быть.
- Опера "Юнона и Авось" вся насквозь состоит из мелодий-шлягеров, супертем, каждая из которых могла бы потащить за собой отдельное большое полотно. Что тогда служило источником вдохновения для вас - стихи, идея, гонорар, что-то еще? Можно ли считать соавтором музыки Захарова, диктовавшего вам длительность тех или иных тем?
- Нет, ни в коем случае. Весьма символично, что после того, как я написал это произведение, Ленком не стал его ставить. Со своим творением я вдруг оказался один на один.
- То есть Ленком поначалу заказал, а от постановки отказался?
- Да, заказал, но без договора и без копейки денег. Все было написано на свой страх и риск, без расчета на какой-нибудь гонорар. Меня просто увлекла идея искренне написать то, что чувствую я. И это счастливым образом совпало со стихами Вознесенского. Тогда, наверное, многие хотели, как я, выразить свой духовный протест против того, что царило в СССР, - против идеологических запретов, против давления. Ну невозможно было дальше все это терпеть, проглатывать, обсуждать где-то на кухнях… Вот действительно хотелось в музыкальном виде ударить кулаком по столу и сказать: "Да, мы живы! Мы вот так хотим говорить и петь, и никто нам этого не запретит!"
Для меня это было очень важно, ведь многие люди тогда психологически ломались и теряли веру в себя либо шли в открытое диссидентство, и их сажали в тюрьму или выгоняли из страны. В результате диссидентство становилось важнее творчества. Мне же хотелось все сделать убедительным именно творчески, без оглядки на то, как это потом оценят. И когда это отказались ставить, я просто стал записывать альбом, рассчитывая только на себя. И только потом все стало обрастать шумом и славой…
- Расскажите о своем театре. Точнее, о его ведущих солистах. Есть там имена и голоса, которые завтра будут у всех на устах и на которые нам стоит обратить внимание сегодня?
- Прежде всего хочу назвать замечательных музыкантов - братьев Никиту и Александра Поздняковых. Они буквально выросли у нас в театре, зрителю они известны по телепроекту "Голос". Мне кажется, большое будущее у наших Николая Дроздовского, много снимающегося в кино и сериалах, у Евгении Благовой, тоже участвовавшей в проекте "Голос", у Екатерины Кульчицкой, знакомой зрителям по рекламе и сериалам.
Все они, как и остальные актеры нашего театра, - серьезные рок-вокалисты с драматическим талантом.
Авторскую версию рок-оперы "Юнона и Авось" в исполнении московского Театра Алексея Рыбникова в Израиле можно посмотреть 21 декабря - в Беэр-Шеве ("Гейхал ха-тарбут Гистадрута"), 22 декабря - в Тель-Авиве ("Гешер"), 23 декабря - в Ашдоде (Центр сценических искусств) и 24 декабря - в Нетании ("Гейхал ха-тарбут").
