Нет никакого секрета в том, что среди молодежи существует враждебность по отношению к иудаизму, и удивляться этому не приходится. Она сталкивается с ним в уклонении (ортодоксов) от вклада в общество, в насильственных протестах против призыва, в судьбах женщин, годами не получающих развод. Или из-за солдата, вернувшегося из Газы в субботний отпуск и прикованного к дому потому, что родители не в состоянии оплатить ему поездку на такси, из-за семилетней девочки, в которую плюют, утверждая, что она одета "нескромно", из-за даянов, дерзающих отменять гиюры - даже ортодоксальные, и из-за поджога магазина, продающего мобильные телефоны, которые не считаются "кошерными". Неудивительно, что они не желают иметь дело с таким иудаизмом.
С первого дня моей преподавательской работы я прилагаю усилия, чтобы убедить своих учеников, что иудаизм - не таков. Что из Десяти заповедей - конституции иудаизма - лишь три имеют религиозную коннотацию, а остальные предназначены для того, чтобы сделать нас лучшим обществом. Так же и в других источниках Галахи - Мишне и Гемаре. Я много работаю, чтобы убедить их, что иудаизм не является монополией тех, кто предъявляет на него право собственности, что они - не менее хорошие евреи, чем другие. Что тот, кто шептал раввину Кадури, будто левые забыли, что значит быть евреями, говорит не о них, а о себе - это он забыл или никогда не знал.
Моя миссия нелегка. Я вернулся в Израиль после преподавания еврейского права в университетах за границей и встретился с судьей Верховного суда, раввином, профессором Менахемом Элоном. Я спросил его, как получилось, что мои ученики там были в восторге от еврейского права, тогда как здесь меня готовы побить камнями. Он посмотрел на меня своими добрыми глазами и ответил: все очень просто - там ты преподавал чистую Галаху, а здесь они видят, как она применяется на практике.
Я не опускаю руки. Я рассказываю им историю, приписываемую раввину Шломо Залману Ауэрбаху. Как рассказывают, раввин приехал с визитом в Соединенные Штаты, и один из его хасидов пригласил его посетить свой мясной завод. По завершении визита он с гордостью спросил, что раввин думает о заводе. "Мясо, производимое на этом заводе, является трефным, и берегущий душу свою будет держаться от него подальше", - ответил раввин. Хасид был потрясен. "Разве я не соблюдаю все законы кошерного забоя?!" - спросил он. "Законы забоя - да, - ответил раввин. - Но я видел, как ты эксплуатируешь пуэрториканских рабочих. Мясо, произведенное потом несчастных работников, не может быть кошерным". И раввин был прав. Тора не сводится к заповедям между человеком и Всевышним, не меньшее значение имеют заповеди между человеком и ближним.
Чаще всего мне удается выполнить задачу, которую я взял на себя. Пока не возникла депутат кнессета Галит Дистель-Атбарьян и одним законопроектом не перевернула все с ног на голову. В "Законопроекте о реализации еврейской идентичности в общественном пространстве" она взяла на себя, казалось бы, достойную цель - "обеспечить возможность реализации обязанности народа Израиля выражать свою национальную и религиозную идентичность в своем суверенном государстве".
На деле она добивается прямо противоположного. Она обязывает разрешать молитву в общественном месте, но одновременно предписывает, что можно обязать, чтобы молитва там, и даже в синагоге, проходила "согласно местному обычаю". А затем устанавливает, что "Совет главного раввината уполномочен разрешать споры относительно статуса общины в синагоге или в общине, если существует спор о существовании или статусе такой общины". Проблема в том, что главный раввинат - не только ортодоксальный институт, но и находящийся под контролем харедим.
Далее ее предложение обязывает "устанавливать мезузы на каждом входе, на котором, согласно еврейскому праву, должна быть установлена мезуза", причем "в любом месте общественного пространства и в любом учреждении, финансируемом из государственного бюджета". Я не знаю, как можно установить мезузу "в общественном пространстве", но пусть инициатор успокоится - здания, не предназначенные для проживания, освобождены от обязанности установки мезузы, и это относится и к общественным зданиям, и даже к синагогам.
Однако апофеоз наступает в статье 7 закона, которая наделяет министра юстиции полномочиями установить "правила проверки способности каждого кандидата на судебную должность использовать еврейское право". Далее предложение устанавливает, что "со дня вступления закона в силу ни один судья не будет назначен ни в одну инстанцию, если он не прошел эти правила успешно, и ни один действующий судья не будет повышен ни в одну инстанцию, пока не пройдет их успешно".
Я согласен с тем, что каждый судья и каждый юрист должен обладать знаниями еврейского права - как потому, что оно является духовным достоянием народа Израиля, так и потому, что оно служит обязательным источником права. И действительно, такие знания они приобретают в ходе учебы. Странным кажется мне, что из всех областей права, которыми занимается судья, экзаменовать его предполагается именно по этой. И еще более странно, что экзамен министр должен устанавливать "совместно с Советом главного раввината". Напротив, именно раввины-судьи в раввинских судах обязаны выносить решения в соответствии с законами кнессета. Именно их следовало бы экзаменовать на знание этих законов, которые они никогда не изучали.
Автор - проф. Ашер Маоз, председатель комиссии по международным академическим связям Академического центра Перес и почетный вице-президент Международной ассоциации религиозной свободы