Можно, я не буду пересказывать Википедию устами новообращенного? Ибо это неспортивно. За год жизни в Израиле я научилась некоторым вещам, далеко не всем. И нынешний праздник тоже своего рода школа.
И, вероятно, исход из несвободы в свободу - сюжет вечный, не теряющий актуальности, и обожаемый "Let my people go" тоже оттуда.
Исход независимо от широты и яркости неба впереди - штука непростая, и сегодня мне, наблюдающей немалый исход приличных людей из страны моего рождения, России, - это очень и очень понятно. И больно за исходящих.
Восемь человек, в 1968 году вышедших на Красную площадь в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию, - тоже исход… Их свобода тогда продлилась несколько минут, за которыми - специальные психиатрические больницы, ссылки, лагеря, а потом - все-таки исход.
И фараонова физиономия для меня имеет очень узнаваемые черты…
Мой первый Седер был году эдак в 2005-м в московской резиденции его превосходительства посла Израиля в России Аркадия Мил-Мана. Господин посол был весьма чутким учителем. Он читал Агаду и объяснял нам, непосвященным. И подчеркивал радость этого события. И сочетание познания и поглощения (а было очень вкусно) казалось невероятным.
В этом году мы с мужем впервые встречали Седер в Израиле, дома у друзей. Что поразило - во-первых, десять звонков от самых неожиданных людей накануне с вопросом, есть ли нам куда идти в этот день и не надо ли нас забрать в гости. Спасибо, что подумали.
Всегдашний - в каждый праздник - визит наших религиозных соседей, на этот раз - с самой лучшей мацой из рук самого мелкого члена семьи…
И наш феерический Седер в доме давних подруг Анжелы и Ларисы, праздник какого-то космического масштаба. Нет, я опускаю звонок за час до встречи с вопросом, есть ли у меня книга Агадот. Я даже поперхнуться не успела. Нашли без нас.
О, эти ощущения бабушки на новенького… За нами приехала девочка, с которой мы познакомились 16 лет назад, когда ей было девять. И она стойко перенесла мои "тихонечко" на поворотах, хотя водит машину куда лучше меня.
Это был воистину детский праздник. Дети в возрасте от четырнадцати до двадцати семи распоряжались, наслаждались и руководили взрослыми. Гостей было немного - две испытанные боевые подружки, мы с мужем, а еще живущие в доме мама и сын, недавние беженцы из Киева, которые уточняли детали процесса и послушно наклоняли бокал налево, к сердцу.
Один из детей читал Агаду, а кто-то еще вполголоса шипел ему на иврите "тиздарез, ахи, ани мет ме-раав".
И тем не менее, голодные или не очень, они в своем знании и постижении были такие важные рядом с нами, внимающими и слушающими. Конечно, пару раз вскипали мамаши, которые по традиции знают все лучше, но их гасили и продолжали читать и петь… И бликовало красное в бокалах, и катались по полу играющие собаки, и чтоб меня, как пахла лучшая в нашей жизни гефилте фиш…
После непростого первого года в стране я лично ловила абсолютно солнечный округлый кайф и смотрела на наших визави из Киева, ощущения которых явно умножались на три и пять в сравнении с моими… И точно знала, что не рискую прослыть занудой, отвечая на вопрос, как мои дела. Нас позвали на очень приватный семейный праздник, и, возможно, это тоже выход в некий новый этап свободы - в доме, где все, кроме нас, знают, в каком шкафу какая посуда…
Опять же, нет никакого смысла описывать последовавший позже раблезианский пир, ибо немалая часть человечества едино жарила и парила в этот день.
Когда хозяйка дома спрятала афикоманы и дети помчались их искать, все откровенно ждали, что найти его должен мальчик Родик, ведь он гость, да вдобавок самый молодой… А его отыскала та самая девочка, что привезла нас с мужем. На страшные глаза родных и ухом не повела, крикнув: "Мама, я наконец первая его нашла! Впервые! Всегда Нив находил!"
И не было больше никаких аргументов в пользу уступи гостю потому, что праздник и чудо, и впервые за много лет она отыскала этот кусочек мацы первой.
Думайте про меня, что хотите, но в этот момент зарастает странгуляционная борозда собственной неуместности там, где многие уже набили собственные шишки и считают твои проблемы нормальным ходом вещей. Когда-то соседская бабушка на плач о разбитой коленке отвечала словами: "Подумай про Зою Космодемьянскую". Не работает, клянусь. И "что же ты не сказал раньше" тоже не работает. Работают - полный дом народа, среди которого и ты, уже начавший свой исход. Работает словно при растирании затекшей кисти - онемение, болезненные иголочки возвращения и - когда-нибудь - отпущение.
И тем не менее снова и заново приходишь к пониманию того, что шаг из самого тучного рабства в свободу - в любом случае правильный. Мимо того, что жалко бросить, мимо тех, кого жалко оставить, и все же - исход. В свободу - самую беспокойную, исполненную неуверенности в завтрашнем дне, с потерями в стане недавних близких и изумлении от тепла тех, кто на него не скупится. И этот исход стоит праздновать. И спасибо, что получилось.