Когда около четырех лет назад Йонатан Кнаан и Идо Риклин приступили к работе над оперой о жизни Теодора Герцля, мало кто мог предполагать, как будут восприниматься отдельные цитаты предвестника еврейского государства, включенные в текст либретто, в контексте последних израильских событий. И когда зал в Тель-Авиве взорвался аплодисментами не в конце арии главного героя, а посередине, отреагировав на гуманистический посыл текста (равенство перед законом, уважительное отношение к иноверцам) - стало особенно ясно, как умело расставил акценты автор либретто и режиссер - Риклин. В этой постановке, мировая премьера которой состоялась 10 мая в Тель-Авиве, удивительно все
Во-первых, удивителен сам факт, что опера написана и исполняется на иврите (всем, кого всегда интересовало, как воспринимают классические оперы итальянцы, которым не нужно ежеминутно переводить взгляд со сцены на титры - добро пожаловать, вы получите здесь ответ на свой действительно важный вопрос).
Во-вторых - нельзя не отметить дерзость Риклина, не побоявшегося представить зрителю совершенно не канонический образ Герцля. Не только провидца и автора "Еврейского государства" - таким Герцля мы увидим только в самом конце. Прежде всего - Риклин показывает нам двух Теодоров. Первый - порывистый юноша, студент из Вены, более всего мечтающий стать членом "Альбии" - прогерманской националистической ассоциации. Второй Теодор - 35-летний журналист, освещающий в Париже процесс над Альфредом Дрейфусом, и постепенно приходящий к выводу, что спасение его народа может быть достигнуто лишь путем создания еврейского государства.
Между этими двумя периодами происходит немало событий: увлечение юного Герцля националистическими идеями и мечты о Великой Германии, искреннее восхищение операми (и идеями) Вагнера, предательство и самоубийство лучшего друга, разочарование в антисемитских идеях "Альбии", неудачная женитьба и многое другое.
Риклин не боится показывать своего героя не в самом выгодном свете, начиная от перепалок с супругой и заканчивая пустопорожними мечтами о массовом крещении еврейского народа как ультимативном способе его спасения и выживания.
На полном контрасте с текстами Риклина именно музыка Йонатана Кнаана помогает нам лучше понять душевные метания юного Герцля. Кнаан, для которого написание этой оперы стало первым опытом в непростом жанре, известен прежде всего как автор мюзиклов и музыки к театральным постановкам. Его музыка, как отмечает дирижер постановки, Нимрод Дэвид Пфеффер, очень израильская по своей сути и поэтому доступна и понятна. При совсем небольшом усилии здесь можно услышать отголоски музыкальных традиций израильских классиков - от Саши Аргова до Авива Гефена.
С другой стороны, музыкальный кругозор Кнаана воистину безграничен, поэтому в его партитуре можно услышать и отголоски германского кабаре, элегантные цитаты из вагнеровского "Тангейзера" и, разумеется, крепкую основу классической оперы.
Особенно удались композитору ансамблевые сцены и хоры. Завершающая первый акт сцена мессы в центре которой - григорианский хорал Kyrie eleison, это настоящий спектакль в спектакле, виртуозно отыгранная и спетая огромная сцена. Финальный хор, во время которого хористы контрапунктом пытаются убедить Герцля отказаться от написания главной книги своей жизни, исполнен с такой же страстностью и поражает не меньше.
Следует отдать должное и постановке. Работы театрального художника Саши Лисянского в представлении не нуждаются, в "Теодоре" он демонстрирует свой обычный профессионализм, создавая впечатляющие и функциональные декорации. Тут тебе и роскошный зал Венской оперы с канделябрами, и лес, и холодный парижский дом Герцля и его супруги Юлии Нашауэр. Режиссерские находки Идо Риклина не уступают его таланту либретиста - он с легкостью переходит от лирических дуэтов к эффектным массовым сценам, заставляя оперных исполнителей демонстрировать не только голоса, но и отличную актерскую игру.
С голосами здесь тоже все в порядке: двух Герцлей поют два баритона - совсем юный Ноам Хайнц и обладатель шикарного голоса Одед Райх. Меццо-сопрано Анат Чарны прекрасно справилась со всеми сложными сценами перепалок Юлии со своим слегка не от мира сего сценическим супругом. Невозможно, как всегда, впрочем, не упомянуть и отличный хор Израильской оперы и работу хормейстера Итая Берковича.
"Теодор", таким образом, действительно стал событием в истории израильской оперы, еще раз доказавшей, что там не боятся смелых экспериментов и постановок, выходящих за рамки привычных шлягеров от Моцарта и Верди. Премьера современной дерзкой оперы, целиком и полностью созданной местными талантами, отдавшимися идее и ее реализации до конца, была встречена овациями - абсолютно заслуженными. Остается лишь надеяться, что этот эксперимент окажется не последним, а у понятия "новая израильская опера на иврите" окажется долгая сценическая жизнь.