Арсений Гончуков репатриировался в Израиль всего 2 месяца назад из Москвы - и ежедневно захлестывает соцсети позитивом, связанным с личным постижением Израиля. Его популярность растет с каждым постом в фейсбуке, и "Вести" решили выяснить, какой человек стоит за этим.
Арсений Гончуков рассказывает, что родился в Нижнем Новгороде в 1979 году. 16 лет назад переехал в Москву ("мой родной город себя исчерпал"). По первому образованию - филолог, второе и третье связаны с кино. Он кинорежиссер, продюсер, сценарист, литератор, обладатель наград кинофестивалей. Собирается и в Израиле снимать кино и издавать романы.
- Вы уже что-то создали в Израиле?
- Очень важный вопрос! Я написал первый израильский рассказ. Вообще-то сейчас совсем нет времени на написание прозы: я в абсолютном вихре, шторме встреч, новых пересечений, знаний, ежедневных дел, бытовых вопросов. Я буквально свалился в страну. Существует шоковая заморозка, а у меня произошла шоковая разморозка. Все новое: солнце, воздух, жилье, ботинки… Конечно, тут не до написания рассказов, но, видимо, чувства настолько переполнили мой "процессор" (при том, что регулярно пишу в соцсети), что их даже хватило на небольшой рассказ (7 страничек).
- О чем?
- Не об Израиле, не о России, а о моих внутренних ощущениях. Это сильно отличается от восторженных комментариев в фейсбуке - такая печальная оборотная сторона, задняя дверь существования. Я дал почитать нескольким людям - они были впечатлены. Новая грань, новые мотивы… Моя двоюродная сестра переехала сначала в Израиль, потом - в Канаду; она прочла - и говорит, что многие мои ощущения ей, эмигрантке со стажем, знакомы. Да, это израильский рассказ: он фиксирует человека, упавшего сверху в полную неизвестность.
- Осторожно спрошу: вы были успешны в Москве, что вас заставило все бросить и переехать в Израиль? Война не страшит?
- Война мне абсолютно по барабану. Видимо, у меня крайне занижен порог собственной безопасности. Какая-то часть моего нутра даже стремится в сложные места. Моя душа просит не покоя, а ровно наоборот. Когда я был репортером, однажды во время прямого включения провалился под лед. Второй раз чуть не оторвало льдину вместе со мной. Видимо, я - экстремал, получаю удовольствие от того, чтобы залезть на Эверест и там погибнуть.
- Ну, погибать вы еще, вроде, не пробовали…
- Не пробовал, хотя был примерно рядом. Возникали ситуации, когда мог погибнуть. Но это не особенно меня заботит. В этом смысле у меня нет страха, опасений, скорее, есть ощущение: я должен быть там, где жизнь бурлит, кипит, где эти льдины друг с другом сшибаются…
- Льдины? В Израиле? Это точно не про нас.
- Про вас. Я на днях ехал в автобусе с журналистами - 3 часа они друг с другом спорили. Просто насмерть. Я получал удовольствие от того, что существует поле для дискуссий, споров - это живое. Для меня как для художника такое внутреннее столкновение льдин - прекрасный материал. Когда ты в 40-градусную жару заходишь в поезд, где минус 40, это именно то ощущение, к которому я стремлюсь.
В этих сложных неустойчивых конструкциях ярче всего появляется человеческая сущность, сущность жизни, характеров. Как у Достоевского: каждое его произведение - война. Характеров, психологий; борьба героя с самим собой. Ведь вся первая часть романа о том, как Раскольников ни за что не убьет старушку. Он не хочет даже думать, это ужасно, омерзительно, он никогда этого не сделает - убеждают нас автор и его герой. И на следующей странице он убивает старуху! Как это происходит, непонятно. Но это те самые тектонические движения неустойчивых взрывоопасных газов, которые меня в жизни привлекают. И я, как бабочка на огонек, лечу на нектар из судеб, дискуссий, разных мнений, человеческих отношений. Это меня питает, дает мне драйв, движение, открывает мои глаза, заставляет меня вспыхивать, мыслить.
- В России вам не хватало страстей? И, если не хватало, что же вы там так долго сидели?
- Вопрос загадочный для меня самого. С одной стороны, в России сейчас идут очень сложные, жесткие исторические процессы. Закручиваются гайки, меняются законодательство, образ жизни людей; запрещают мессенджер, вводят массу ограничений - то есть общество переходит в какую-то иную фазу. С другой стороны, с точки зрения плюрализма мнений и столкновения разных цветов - красных, белых, желтых, сиреневых, вот как сейчас вокруг нас с вами в Израиле… У меня ощущение, что там это многообразие начинает схлопываться, что цветы остаются только серые. Некорректно говорить, что там преобладает серый цвет, но, повторюсь, многообразие движется к унификации. А это мне менее близко.
С другой стороны, может быть, это мое чисто субъективное ощущение абсолютного застоя моей собственной жизни в Москве. Может быть, моя жизнь зашла в тупик. У меня сейчас есть возможность передернуть и вам соврать, сообщив: там все плохо, а в Израиле все круто. Тем не менее, делаю не очень выгодную оговорку в свою сторону: может, это моя личная проблема. Та, московская жизнь, которой я прожил 16 лет, возможно, просто исчерпала себя и зашла в тупик. Мои творческие планы и устремления входят в некоторое онтологическое противоречие с тем, что происходит в Москве. Например, независимое кино никого не интересует, жанры авторского кино, в которых хочу работать, находятся не в лучшем виде и становятся все менее популярными.
Последние годы я просто чувствовал, с одной стороны, закручивание гаек, схлопывание плюрализма мнений и многоцветия в какую-то единую высокую башню, с другой стороны, понимал: то, что меня интересует, не получает развития там. Поэтому я, собственно, и уехал искать что-то новое…
Вообще же я не предатель, переезжая в другую страну, не буду говорить гадости о прежней. Равно, как и не буду говорить гадостей про Израиль, если уеду куда-то дальше. Мне не нравится словосочетание "страна исхода", мне нравится слово "родина". Россия - родина, Израиль - родина. Я жадный: коплю родины!
- Допускаете возвращение в Россию?
- Не боюсь этого. Человек, который эмигрирует, навсегда остается с раздвоенной, расколотой душой. От Израиля меня отговорить было невозможно, хотя попытки предпринимались. И я счастлив, что приехал. В рассказе написал: если вернусь в Россию, буду навсегда тосковать по Израилю.
Я вообще не знаю, что будет дальше. Абсолютно не исключаю, что навсегда останусь в Израиле. Я пишу много восторженных постов, они абсолютно искренни. Мне действительно очень понравился Израиль; жизнь вообще взорвалась, но я же человек взрослый и разумный, опытный и циничный, воробей стреляный - точно понимаю, что у меня может ничего не получиться. Вполне возможно, через пару лет останусь просто в нуле, поеду куда-то дальше или вернусь в Россию. Ничего не исключаю. Вопрос удачи, везения, когда твою жизнь может изменить один звонок…
Я приехал в Израиль - и создал из своей жизни завихрение, мои записи в соцсетях имеют 7 млн просмотров только за последний месяц. Но, повторюсь, понимаю: из всего этого может быть ноль, про Арсения забудут все. Так тоже бывает - и это нормально. В детстве у меня был очень приятный хомячок. Наступил мой день рождения, в гости пришел весь класс - человек 50. Все хомячка любили, тискали, целовали. Вечером все ушли, а хомячок сдох.
- Зацеловали…
- Да, понимаете? Поэтому я не обнадеживаюсь. Безумно благодарен людям, которые всячески меня поддерживают, стараются помочь во всем, но всякое может быть. Я фаталист.
- К вопросу о ваших постах. Мой коллега назвал вас "подозрительно активным".
- Аль Пачино приписывают выражение: "Когда я буду нужен, вы найдете меня там, где я был, когда был не нужен". То есть я всю жизнь был активным, с самого рождения. Мне важно, с чем столкнуться, к чему подключиться, в какой контекст попасть. Кстати, у меня нет недостатка в людях, которые приходят на мою страницу в фейсбуке, чтобы сказать гадость: "Мы пожрали свое дерьмо, теперь ты жри". И кто из нас робот? Я со своей эйфорией, перерастающей в истерику, или те, кто, считая меня м…ком, посылают утки за стариками выносить? В конце концов, от меня, эмоционального и неугомонного блогера, можно отписаться.
Конечно, я как любой режиссер - манипулятор человеческими чувствами, которые, кстати, и сам испытываю. Но у меня есть железное алиби: каждый мой пост (на них у меня уходит примерно по 30 секунд) - некий образ жизни, зафиксированная поэзия бытия в практическом применении. А эйфория, думаю, пройдет. Хотя многие мои подписчики утверждают, что у них она не проходит 30-50 лет. Не думаю, что могу услышать подобное про любую другую страну мира.
- То есть пока вы счастливы?
- Я нашел в Израиле счастье в простых вещах. Эти мелочи, начиная от солнца, улицы, климата, безумно вкусной еды, фруктов, затмили для меня все остальные сложности и сделали счастливым. Почему я должен сразу по приезде начать страдать? Скажу больше. Я от Израиля ничего не ждал, не считал, что мне должны. Вокруг все грузили негативом, про хорошее почему-то не говорили. Но мне купили билет, оплатили багаж, посадили в самолет, дали выбрать место, встретили, накормили-напоили, вручили паспорт, деньги. Друзья сняли квартиру, за ручку водили меня по разным инстанциям. Мне мгновенно выдали диплом за особые заслуги работника искусств, мой куратор из министерства алии позвонил убедиться, что документ я получил. И чем я все это заслужил? Бабушкой-еврейкой? Да, она пережила не один погром, на ее глазах бандеровцы живьем закопали сестренку. Бабушка всю жизнь скрывала национальность. И отец мой не любил эту тему и не афишировал еврейство. Почему люди должны стесняться национальности? Это зло, которое нашу жизнь не делает лучше. Если бы вы знали, как бы я хотел показать Израиль своим родителям! Ощущаю, что получаю дары, которые предназначены им. Конечно, они были бы за меня безумно счастливы, заразились бы этой энергией. Даже мысль об этом меня греет.