"20 лет моей дружбы с Израилем: что меня поразило первым летом"
Арбузы без косточек, соленое море, у каждого сотовый телефон: молодой репатриант вспоминает, что его больше всего поразило 20 лет назад, когда он впервые ступил на израильскую землю
Мой отец стал новым репатриантом летом 1998-го, а спустя год я отправился к нему в гости.
В Бен-Гурионе встречали с табличкой "Дима"
Про Израиль я слышал все детство - сразу после осознания своих еврейских корней. "Там живут твои родственники и жил твой дедушка, в честь которого тебя назвали", - рассказывали мне. Еще я знал, что в Израиле очень жарко и не бывает серого низкого неба, как в моем родном Петербурге. Вот с таким небольшим багажом знаний, а еще с маленькой сумкой и разрешением на самостоятельный перелет без сопровождения взрослых я в 14 лет оказался в аэропорту Бен-Гурион.
Перед поездкой я немного переживал — все-таки незнакомая страна. Но как только я попрощался со стюардессами и ступил на израильскую землю, то сразу стало как-то спокойно. Город на Неве меня тогда провожал плюс пятнадцатью градусами и моросящим дождем, а в Израиле было +33 и голубое небо.
В зоне прилета меня встречала моя еврейская бабушка Сима. Тогда еще не было ни скайпа, ни вотсапа, ни соцсетей, но мы должны были как-то узнать друг друга. И я узнал - бабушка держала в руках табличку с надписью "Дима".
Море - есть, купаться - нельзя
Мы приехали в рамат-ганскую квартиру дедушки, который умер за год до моего рождения. Я ходил по салону, рассматривал черно-белые фотографии деда и заглядывал в зеркало, ища сходство.
Мы разговаривали с Симой, а на столе лежали крупные гроздья зеленого винограда. Во время паузы я потянулся к тарелке и уже приготовил вторую руку для косточек, но их не было. Виноград был не кислым, большим, сладким. И - без косточек. "Чудо какое-то", - подумал я, на мгновенье от удивления потеряв нить разговора.
Самым же большим удивлением для меня стало отсутствие косточек в арбузе.
"Вот это рай на земле", - все время думал я, пока мы ехали к морю. По дороге Сима с гордостью показала мне только что построенное самое высокое здание страны - башню Азриэли.
Мелкий мягкий песок, шум волн, звук маткот и небо цвета яркого желтка - таким было мое знакомство со Средиземным морем. Оно было более соленым, чем Черное, на котором мне приходилось бывать раньше.
Но познакомиться с морем по-настоящему мне не дали. Бабушка Сима разрешила только намочить ноги. Она боялась отпускать меня в свободное плавание. Пришлось ограничиться прогулкой вдоль берега.
Каньон уже не тот
На второй день мы оказались на крайнем севере Израиля - в Метуле. В этом маленьком городке, как на даче в летние каникулы, я провел весь август.
Здесь в спортивном центре "Канада" на ледовом катке работал тренером мой отец. Там и началась моя языковая практика: "Ани бен шель Мирский Леонид", - повторял я несколько раз в день, чтобы зайти в комплекс. Если же мне задавали дополнительный вопрос, то я парировал: "Ани ле медабер иврит".
По выходным мы с папой ездили на море. Однажды во время исполнения сложного кульбита под водой я сломал себе передний зуб. На помощь пришли израильские стоматологи. После слов: "Теперь можешь морковку грызть" я мог без страха улыбаться перед зеркалом.
По посещению морей я свой план тогда даже перевыполнил. Их было целых четыре: Средиземное, Красное, Мертвое и даже Галилейское. Одно солонее другого.
Но больше всего мне запомнилась столица Израиля.
В Иерусалиме меня оставили на один день с 16-летним Юрой. И вот он мне говорит: “Куда хочешь сходить? Поехали в каньон!”. Я хорошо помнил эпизоды "Звездных войн", поэтому когда услышал про "каньон", не раздумывая согласился.
Но оказалось, что "каньон" в Израиле - это торговый центр, а не причудливый природный ландшафт. Тогда я вспомнил папин совет: “Попроси погулять в Старом городе", и ситуация была исправлена.
Каждый раз по-домашнему
Главное, что я почувствовал во время того посещения Израиля — это ощущение свободы. После рамат-ганского аквапарка мы решили заглянуть на футбольный стадион. Тогда он был самым большим в Израиле, и на нем играла национальная сборная. Мы спокойно прошли в приоткрытые ворота и сфотографировались у кромки поля. В этот момент на арене проводились поливочные работы. В стороне мы увидели одного из сотрудников. Отец спросил, не мешаем ли мы. В ответ мужчина только улыбнулся и покачал головой. В России на режимный объект просто так не зайдешь, а если даже приблизишься к забору, то тебя сразу встретит грозный охранник.
В аэропорту перед возвращением в Петербург я взял у отца мобильник и попросил меня сфотографировать, чтобы потом дома похвастаться перед сверстникам. Ведь в России в те годы мы договаривались с друзьями о встрече по домашнему телефону, а снимали на пленочный фотоаппарат. Пленку нужно было перед полетом вытаскивать, чтобы при прохождении досмотра ее не засветили, иначе сейчас бы не было в моей статье этих архивных фотографий.
С тех пор семь лет подряд я каждый год приезжал к отцу в августе. А позднее, как здесь говорят, "сделал репатриацию".
За 20 лет моей дружбы с Израилем я успел пожить в Иерусалиме, Бат-Яме, Метуле, Хайфе и Тель-Авиве. Прилетал в страну 18 раз. И каждый раз при приземлении на израильскую землю меня охватывало удивительное чувство - покоя и радости, как бывает, когда возвращаешься домой. Как в тот, самый первый раз - 26 июля 1999 года.
Пусть Россия посмотрит: новый репатриант снял Израиль во время сирены
