Как Зеев Жаботинский опередил Шимона Переса
Почти сто лет назад он не только изложил идею "нового Ближнего Востока", но и объяснил, почему она провалится. И определил единственный путь сосуществования с арабами
Тем, кто следит за политическими событиями, достаточно быть в курсе новостей: кто из лидеров многочисленных партий, государственных деятелей, наших и чужих, что сказал, кто на демонстрацию вышел, где что взорвалось; и даже полицейские "сливы", которым место в уголовной хронике, становятся политическими сенсациями, как и суждения по поводу этих "сливов". Захочешь пропустить – не сможешь: достанет из каждого утюга. И потому у нас практически все уверены, что все знают о происходящем на политическом поле – что-то слышали, о чем-то читали, а много ли надо?
Такова иллюзия.
Забава для высоколобых
Это обилие оперативной информации, черствеющей на следующий день, служит не витриной, а ширмой – заслоняет суть. Всякие попытки проникнуть в нее глубже, чем на колонку комментатора тех же новостей, считаются постыдным теоретизированием, приличествующим разве что оторванным от жизни ученым. Не только новостники, но и политики, и даже политические обозреватели, не говоря уж о простых обывателях, чураются погружения в теорию, как подглядывания в баню.
Между тем старый постулат, сформулированный еще в XVIII веке гениальным французом Клодом Гельвецием, – "Знание некоторых принципов восполняет незнание некоторых фактов" — имеет и обратную силу: понимание некоторых фактов и даже факторов невозможно без твердого знания некоторых принципов. Речь идет как раз о теории, об идеологии, без чего любая политика – безногий (а вернее – безголовый) инвалид.
"Читайте классиков!" — твердили нам все мои студенческие годы, проедая плешь, которой у нас еще не было, а поскольку учился я на идеологическом факультете, журналистики, имели в виду не Толстого -Достоевского - Чехова, а Маркса - Энгельса - Ленина. Никто их, конечно, не читал, но цитаты следовало знать по каждому поводу – по цитатам и изучали. А если бы читали (как потом это сделал я – уже без студенческой обязаловки), для многих не стало бы откровением то, что открылось после перестройки, – и про кровожадность гениального тактика Ленина, и про блистательного публициста Маркса, создавшего на базе стройной экономической теории революционную утопию.
И теперь я, нажив собственную плешь там, где нет седины, повторяю вслед за своими университетскими преподавателями, не научившими меня в моей профессии ничему: "Читайте классиков!", тоже имея в виду не тех, что первыми приходят на ум.
Суть ревизии
На днях был день рождения Владимира (Зеева) Жаботинского, 137 лет, не круглая дата, но достаточный оперативный повод, чтобы вспомнить нашего классика – основателя ревизионистского сионизма, и перечитать некоторые его работы.
Он не избежал общей судьбы канонизированных классиков – другая страна, другой народ, другое политическое движение оказались менее значимыми, чем общее отношение к обязательному чтению. Жаботинского тоже знают в основном по цитатам, если не считать его художественные произведения и фельетоны, утратившие актуальность на момент их публикации, а пуще всего – по биографии.
Он в нашем представлении прежде всего – давно почивший вождь, для многих – герой. С блистательной, хотя и несправедливо трагичной судьбой. В отличие от своего несравненно более удачливого оппонента, Бен-Гуриона, он успел сделать в практическом плане немного, не дожив до главного – создания еврейского государства.
В чем заключался ревизионизм Жаботинского, что именно он ревизовал? Профилирующее тогда течение сионизма – левое, социалистическое. Они рассматривали сионизм как часть общего социалистического движения, верили в классовую борьбу, всеобщее братство трудящихся, в котором и евреям найдется место, если станут они такими, как все, на земле, на которой они уживутся с другими народами, уповали на международную солидарность и справедливость для всех.
Он – не верил. Считал, что евреи должны заниматься только своими делами, не участвовать в революционной борьбе в России и где-либо еще, рассчитывать только на свою силу, только ею защитить себя и завоевать себе место на земле.
Он первым стал создавать отряды еврейской самообороны – сначала в 1903-м в Одессе вместе с Дизенгофом. Погрома ждали там, а произошло в Кишиневе, где еврейских боевых отрядов не было, и потому было много жертв. Это послужило для Жаботинского хорошим уроком. В начале Первой мировой он вместе с другим великим деятелем сионизма, Пинхасом Рутенбергом, занялся организацией еврейской воинской части в составе британской армии, планировал мобилизовать в нее сто тысяч молодых евреев.
Рутенберг с началом революции в России не выдержал – и отправился в Петроград, где едва не спас Россию от большевистского переворота (его давний друг и товарищ по партии эсеров Керенский не послушал шебутного еврея – и не внял его совету немедленно арестовать и казнить Ленина и Троцкого, за что поплатился не только он). А для Жаботинского это все уже были чужие дела, он довел до конца создание Еврейского легиона. Мысль была – отвоевать Палестину у турок и в награду получить право на создание государства. Не получилось.
Однако уже в Иерусалиме, вовремя почувствовав приближение погромов, Жаботинский, теперь с Трумпельдором, стал формировать из бойцов Легиона отряды самообороны. Он назвал их Хагана — так потом стала называться предтеча ЦАХАЛа.
На том этапе социалисты были против и создания Легиона, чтобы не сердить турок, и открытого стремления к созданию еврейского государства (социалисты призывали декларировать автономию под эгидой Лиги наций), чтобы не злить арабов и англичан.
В конце концов, как мы знаем, еврейское государство основали социалисты – но лишь тогда и потому, что пошли по пути Жаботинского.
Неизбежность железной стены
Но это все – биография. А я собирался о теории и идеологии. Чтобы ясно увидеть различие, надо читать его теоретические работы. Одна из них (и, кстати, самая известная) — статья "О железной стене", вышедшая в 1924 году.
В ней Жаботинский формулирует свою позицию по поводу путей сосуществования с арабами Палестины (их еще не называли палестинцами, а тем более – они себя) и сути его разногласий с господствующими идеями левых. Поскольку у меня нет надежды, что вы тут же полезете в интернет искать оригинал – вкратце изложу, о чем речь.
Главный вопрос – "можно ли добиться осуществления мирных замыслов (создания еврейского государства в Палестине. – В. Б.) мирными путями"? Это зависит, подчеркивает Жаботинский, "не от нашего отношения к арабам, а исключительно от отношения арабов к сионизму". Может ли оно быть положительным? Да никогда! Поэтому их добровольное примирение с еврейским присутствием, тем более – еврейским доминированием на этой земле невозможно в принципе. Нигде и никогда местное ("туземное") население не приемлет чужаков, какими бы они ни были и какие бы блага ни сулил их приход. Везде аборигены сражались, сражаются и будут сражаться с непрошенными пришельцами до тех пор, пока хватает сил.
У сионистов и арабов совершенно противоположные цели. Первые – стремятся сюда, вторые – не хотят, чтобы они здесь были. В этом суть конфликта и причина невозможности его разрешения мирными средствами.
Те, кто пытается подкупить арабов выгодами от сосуществования с сионистами, считают их либо глупцами, лишенными национальной гордости, либо продажными корыстолюбцами – просто не уважают этот народ. Таких арабов, которых они себе придумали, здесь нет. А те, что есть, всегда будут считать себя хозяевами этой земли и никогда не отдадут свое первородство добровольно.
Если сионисты не собираются отказываться от своей мечты, а арабы не собираются соглашаться на ее осуществление миром, остается достичь ее силой. Морально ли это? Вопрос лишь в том, считаем ли моральным сам сионизм, утверждает Жаботинский. Выход только один:
"Покуда есть у арабов хоть искра надежды избавиться от нас, они этой надежды не продадут ни за какие сладкие слова и ни за какие питательные бутерброды, именно потому, что они не сброд, а народ, хотя бы и отсталый, но живой. Живой народ идет на уступки в таких огромных, фатальных вопросах только тогда, когда никакой надежды не осталось, когда в железной стене не видно больше ни одной лазейки".
Только одержав полную победу до признания арабами своего поражения, можно разрешить этот конфликт, и только на этой основе продолжать жить вместе – таков вывод.
Кружным путем к тому же
Это написано и доказано с историческими, логическими и политическими примерами в 1924 году. Теперь вспомните Осло. Доводы Переса, Рабина и Бейлина были именно такими, как идеи левых тогда. Именно на них базировалась теория Переса о "новом Ближнем Востоке" — рациональность и выгода, которая убедит арабов пойти на вечный мир.
Мы знаем, к чему это привело. Теперь, задним умом, можем констатировать, что тогда – в Осло и всем, что за ним произошло, — мы дали арабам и их апологетам в мире ту самую надежду, которой Жаботинский призывал лишить.
Сегодня снова возникают попытки реанимировать "мирный процесс" на тех же принципах, которые дискредитировали себя не только за 24 года со времени Осло, но и были развенчаны Жаботинским в 1924 году.
В нынешнем году в США и в Израиле стал разворачиваться проект "Победа Израиля", созданы соответствующие лобби в конгрессе США и кнессете. Суть этой идеологии: единственный путь к урегулированию – окончательная и декларированная победа Израиля и признание палестинцами своего поражения в борьбе с ним. Сила – на силу, у кого силы больше – тот диктует свои условия побежденному. Авторы проекта не ссылаются на Жаботинского, но аргументы повторяют его доводы слово в слово.
И не случайно выражения "однозначная победа" и "железная стена" постоянно присутствуют в сегодняшней риторике Либермана. Он употребляет их в отношении будущего военного столкновения, как и следует министру обороны, чье дело – оборона и война. Но судя по тому, как часто в своих речах и интервью Либерман цитирует Жаботинского, классика он читает и почитает, так что можно экстраполировать "однозначную победу" дальше отдельных военных конфликтов.
Сама логика исторического процесса привела к подтверждению выводов, сделанных Жаботинским 93 года назад. Если бы всем нам хватало ума вовремя читать классиков и следовать им, скольких ошибок и жертв удалось бы избежать! Но тогда это были бы не мы.
