Меню
Истории алии
Михаил Эвен

Он сражался за Израиль: Михаил Эвен рассказал об отце из Дахау, борьбе с КГБ и дочери Геуле

Михаил Эвенас переехал в Израиль из Литвы и взял себе фамилию Эвен. Ее прославила дочь Геула, известная телеведущая и журналист. Но сам Михаил никогда раньше не давал интервью. Борец за права советских евреев впервые рассказал "Вестям" о себе

Михаил Эвен. Фото: Ярив Кац (Фото: Ярив Кац)
Михаил Эвен. Фото: Ярив Кац
  

Михаил Эвен родился в год образования Израиля, в 1948-м. Для еврейского мальчика из Вильнюса это совпадение стало судьбой. Но и для Израиля – тоже. На долгие годы лицом государственного телеканала стала Мишина дочь Геула Эвен-Саар. Мало кто знает, что она тоже принимала участие в борьбе:  беременная ею мать ходила на демонстрации против КГБ.

 

"Папа кричал по ночам, я этого стеснялся"

 

Михаил Эвен свободно говорит на иврите и русском. Он немного волнуется, потому что дает интервью впервые.

 

- Откуда родом ваши родители?

 

- Оба – литовские евреи. Отец из местечка Биржай, мать из Каунаса. В начале войны папа попал в гетто, а затем в концлагерь Дахау. Он был физически крепким человеком. Нацисты определили его на тяжелые работы: строительство аэродромов. Папа находился в Дахау до самого освобождения лагеря американцами. Вся остальная семья отца погибла. Выжил только брат, который был на фронте.

 

- Отец делился переживаниями?

 

- Папа никогда не рассказывал о лагере. То, что он перенес, я узнавал из застольных бесед. На праздники у нас дома собирались его солагерники, местные евреи. После пары рюмок начинали перекидываться воспоминаниями. Как ни странно, много шутили: "А помнишь, как Шломке кинулся на того немца-дурака?" Когда я стал постарше, папины друзья стали делиться со мной рассказами о лагере. Уже без шуток. Говорили, как на их глазах убивали людей.

 

- Вам было страшно слушать?

 

- Страшно мне было по ночам: папа ужасно кричал во сне. Я очень стеснялся, что у всех папы как папы, а мой так кричит. С возрастом я понял, что отцу снились кошмары. Все, связанное с войной, папа воспринимал по-своему. Например, уже будучи в Израиле никогда не смотрел фильмы, которые показывали по телевизору в День Катастрофы.

 

- А как относился к Израилю?

 

- Как ни странно, в Израиль папа ехать не хотел, хотя советскую власть не любил.  Меня он называл "а мэшугенэр циенист", сумасшедшим сионистом.

 

После войны отец работал по специальности, закройщиком кожи. У нас с сестрой благодаря ему всегда была лучшая обувь в школе. Папа старался подзаработать, какие-то пряжки таскал с работы, обрезки кожи… И вот однажды ночью к нам нагрянула милиция. Отца разбудили и велели идти в участок. Мама – в слезы. Среди папиных друзей, скорняков, ходили слухи, что за украденную пару пряжек можно получить пять лет.

 

Конечно, мы думали, что это ОБХСС. А оказалось – поймали какого-то эсэсовца из лагеря и хотели, чтобы отец опознал его. Вот твоя советская власть, сказал я тогда отцу, даже благородное дело не могут сделать по-человечески. Только в наручниках умеют таскать. "Ой, а мэшугенэр циенист", - отмахнулся он.

 

Только с годами я понял, что страх отъезда был у отца эхом лагерей. Выжив, он боялся перемен. Очень страшился голода. Когда я уже был в Израиле и звал их с мамой к себе, он ворчал: мне 57 лет, кто возьмет меня на работу, мы будем голодать.

 

- И?

 

- Мои родители репатриировались в 1972 году. Папа тут же устроился на обувную фабрику в кибуце. Свободная экономика удивляла его. Он не любил "капиталистов", чувствовал себя рабочей косточкой и голосовал за Партию труда. Он умер в 85 лет, мой любимый папа.

 

- Вы бывали в Дахау, в тех местах, где во время войны был отец?

 

- Никогда. Моя нога не ступала на землю Германии. Я не покупаю немецкие товары. Вы можете сто раз повторить, что там теперь другая страна, новое поколение, но я останусь при своем мнении. Я сын узника, внук погибших евреев, и моей ноги там не будет.

 

"Сшейте мне израильский флаг"

 

- Как же вы, советский мальчик, увлеклись сионизмом?

 

- К седьмому классу, когда все вступали в комсомол, я уже был активным антисоветчиком. На первом курсе мединститута, в 1967 и 1968 годах, я начал водиться с людьми, боровшимися за право евреев на выезд. Мы собирались на квартирах, подписывали письма в Верховный Совет, в ООН. Родители были в ужасе. Они заклинали меня прекратить, пугали тюрьмой. Но я был непреклонен.

 

Мой письменный стол украшали открытки из Израиля, подаренные новыми товарищами. А потом у меня появилась главная реликвия.

 

В то время в СССР все было в дефиците, даже белье. Все еврейские женщины Вильнюса ходили к портнихе, которая где-то доставала атлас и шила бюстгальтеры. Портниха, конечно, тоже была еврейка. Ее посещали поздно вечером, чтобы ОБХСС не догадался, чем она зарабатывает на жизнь. Дорога была темная, женщины боялись ходить в одиночку. Я сопровождал туда маму и бабушку.

 

Но однажды пришел к портнихе один. Постучал. Она открыла дверь и удивилась, обнаружив меня без родных. "У вас есть белый атлас?" – спросил я. – "Есть, а что?" – "А голубой?" – "Есть и голубой, а в чем дело?" – "Вы можете сшить мне флаг Израиля?"

 

Никогда не забуду взгляд, который на меня бросила эта еврейская женщина. "Сошью!" – с вызовом ответила она. И вскоре я забрал свое сокровище.

 

Вывесил его над письменным столом. Не передать, что началось дома. Мама рыдала, отец кричал: "Дурак, тебя арестуют".

 

Снял свой флаг я только тогда, когда друзья из еврейского подполья объяснили: "Ты подписал письмо в ООН. Если тебя придут арестовывать, то взять должны не за ерунду, открытки и самодельный флаг, а именно за письмо с требованием разрешить евреям выезд в Израиль" .

 

- А где и когда вы познакомились со своей будущей женой?

 

- Я был студентом-медиком, Полина – медсестрой. Мы познакомились во время практики и полюбили друг друга. Ее родители приняли меня как родного. Они много лет были в отказе и активно участвовали в борьбе за выезд. Полина не прекратила ходить на демонстрации даже во время беременности. Так что наша Геула, можно сказать, была в центре борьбы. А родилась после нашего прибытия в Израиль.

 

"Возьмите меня в ЦАХАЛ"

 

- Как вы получили разрешение на выезд?

 

- В декабре 1971 года ОВИР разрешил выехать в Израиль родителям Полины, а нам с ней отказали. Тогда мы взяли чемоданы и пошли в приемную ЦК. Демонстративно сели и сказали: "И это ваша гуманная власть, которая разлучает семью?" Нас выпустили всех.

 

В Израиле нас поселили в Атлите, недалеко от Хайфы, в центре для новых репатриантов. Мы с женой были так бедны, что описать невозможно. У нас даже стаканов не было. Кто-то подарил нам пару баночек меда, мы мед съели, а банки приспособили вместо чашек. Никакой корзины абсорбции тогда не выдавали. Раз в неделю приезжал представитель Сохнута и давал каждой семье по 200 шекелей. Их нужно было растянуть до следующего приезда.

 

И вот в такое время Полина решила рожать. Выбраться в больницу не было никакой возможности. На всей улице машина была только у одного человека, безногого инвалида. Он отвез нас в "Рамбам". Схватки были слабыми, врачи хотели отправить Полю назад, но я взмолился: как же мы снова доедем до больницы! И тогда сердобольный профессор велел ее госпитализировать.

 

Когда родилась наша девочка, мы начали выбирать имя. Геула, "избавление", показалось таким символичным…

 

Семья Эвен с маленькой Геулой
Семья Эвен с маленькой Геулой

Михаил Эвен с детьми
Михаил Эвен с детьми

Тот же профессор потом принимал у меня госэкзамены на врача. Меня выгнали из СССР за несколько месяцев до окончания мединститута, и на новую родину я прибыл без диплома. Пришлось наверстывать. Кстати, в 1971 году на весь Израиль было всего 6 врачей-репатриантов.

 

Вскоре после нашего приезда началась Война Судного дня. Я очень просился в армию, но меня не взяли. Тогда я пришел в хайфскую больницу и настоял, чтобы поручили любую работу. Когда пошел поток раненых, я принимал пострадавших, перевязывал, ассистировал на операциях.

 

Позже, получив право работать врачом, я призвался в бригаду "Голани". Служил военврачом, принимал участие в операциях на границе и в соседних странах. Прошел специализацию по психиатрии и 45 лет проработал в больнице "Абарбанель".

 

- Любили смотреть телевизор?

 

- В то время в Израиле был один телеканал. Его смотрели все. Я учил по нему иврит, узнавал многое о стране.

 

- Думали ли вы тогда, что увидите на экране свою дочь?

 

- Вы шутите? Конечно, нет.

 

"Я горжусь дочерью"

 

- Когда Геулу призвали в армию, ей предложили на выбор два места службы: радиостанция "Галей- ЦАХАЛ" и ассистент зубного врача. На радио был конкурс 16 человек на место, но Геула решила попробовать.

 

- Как вы отреагировали?

 

- Как сын узника лагеря.

 

- То есть?

 

- Отец часто повторял: еврею нужна такая профессия, которая помогает выжить и прокормиться. Поэтому он одобрял мой выбор медицины. И я всеми силами толкал Геулу туда же. Какая чудная профессия - ассистент дантиста, говорил я ей. Будешь работать в белом халате, при всеобщем уважении, иметь время на семью. Ну зачем тебе радио? У тебя и голоса-то подходящего нет. 

 

Но она оказалась такой же упрямой, как я. Сейчас Геула - ведущая главного новостного выпуска в концерне телерадиовещания. У нее большая семья, прекрасные дети, ее знает вся страна.

 

Геула Эвен на экране
Геула Эвен на экране

А однажды она позвонила мне и сказала, что хочет познакомить с любимым человеком. Мы встретились за обедом. Я член Ликуда и, конечно, сразу узнал Гидеона Саара, одного из ведущих политиков этой партии.

 

Михаил Эвен на свадьбе Геулы и Гидеона Саара
Михаил Эвен на свадьбе Геулы и Гидеона Саара
 

- Как он вам в качестве зятя?

 

- Гидеон прекрасный муж, любящий отец. Почтительный зять. Он очень образованный человек, находиться в его обществе – одно удовольствие. Когда я смотрю на дочь и ее семью, мне хочется сказать одно: я горжусь ими.

 

 Вернуться на главную страницу

 

 

 

 новый комментарий
Предостережение
Стереть ваш текущий комментарий