Профессор Илан Саде: сын солдата Красной армии и узницы Освенцима рассказал о неизвестном Холокосте

Илан Саде (слева) и его родители с внуками. Фото из личного архива

Родители израильского профессора Илана Саде любили места, в которых родились и выросли. Но судьбы их сложились так, что именно там они пережили самые страшные дни.

Отец

Отец Илана, Моше, появился на свет в городке Костополь Ровенской области, в маленьком еврейском местечке. С первых же месяцев Второй мировой войны ушел на фронт. В августе-сентябре 1941 года Моше участвовал в битве за Киев. Ему повезло, он избежал окружения, но Сталин не простил никого из тех, кто отступал: еврейского солдата в ранге осужденного отправили в район Омска. 

Там он заразился тифом. Но ему опять повезло: он выжил и вернулся в строй. В 1944 году освобождал родные места. Дом, в котором жила его семья, захватили бывшие соседи. Моше пытался отстоять собственность, но ему быстро объяснили, что теперь порядки новые. Поиски родных тоже ни к чему не привели: нацисты уничтожили почти всех евреев Ровно.

Мама

Мать Илана, Дора Унгер, познала ужасы войны с первого дня. 1 сентября 1939 года нацисты согнали евреев ее родного Кракова в гетто. В марте 1943 года гетто было разгромлено, выживших и пригодных к работе выслали в Освенцим. Оттуда Дору перевели в другой лагерь, Берген-Бельзен, а затем - в Маутхаузен. Там она и встретила окончание войны, понимая, что выжила чудом.

Чудом уцелела и ее сестра Хелена. Но прожила недолго: после перенесенных страданий, голода, издевательств она умерла через три года после Победы, в 1948-м.

Все остальные родственники Доры погибли. Она осталась одна. Поэтому и согласилась, когда муж позвал ее ехать в Палестину. Это было тяжкое решение. Перед войной Дора готовила себя к научной карьере, писала докторат. Начинать все с нуля в незнакомой стране было очень трудно, но и родина ее после уничтожения евреев уже была совсем не той страной, что до войны.

Илан

Илан, получивший имя в память о сестре матери, вспоминает: его родители никогда не говорили о Холокосте. Психологи называют это отрицанием. Только летом 1967 года, в преддверии Шестидневной войны, они заговорили о страшном прошлом, да и то потому, что Израиль чувствовал приближение второй Катастрофы.

Еще ребенком Илан видел татуировку на руке матери - лагерный номер. А родители, глядя на своего светловолосого, как и многие маленькие еврейские дети, ребенка, чувствовали, что выиграли войну.

Профессор Илан Саде. Фото из семейного архива

Говорят, месть - это одна из возможностей восстановить справедливость. Но семья Илана не воспитывала сына мстителем. Более того, ни Моше, ни Дора не возлагали ответственность за Катастрофу на своих соседей - поляков и украинцев, хотя в уничтожении гетто Кракова принимали участие и польские коллаборационисты, и бойцы воинства Степана Бандеры.

Когда Моше вернулся в Ровенскую область в 1944 году, его поразило сочувствие многих местных жителей Бандере, несмотря на союз того с Гитлером. Илан также был неприятно поражен, когда уже в годы независимости Украины посещал родные места отца и увидел: главная улица Ровно отныне называется улицей Бандеры...

Отец Илана вспоминал эпизод службы в Омске. Его послали охранять пленных немцев. Узнав, что советский солдат еврей, те наперебой стали рассказывать, как они лично спасали евреев от уничтожения. Моше не поверил и малой толике сказанного немцами, но и осложнять им жизнь не стал.

Рассуждая о Катастрофе, Илан Саде не может удержаться от мысли, что ее памятью зачастую пользуются не к месту: по его выражению, "сионистский локомотив питается огнем печей Освенцима". С ним можно соглашаться или нет, но его борьба с коррупцией в университетах доставила ему и его семье немало хлопот. Он вынужден был покинуть Израиль и преподавать в университетах других стран. 

Каждый год перед Международным днем памяти Холокоста, который отмечается в мире 27 января, профессор Илан Саде вспоминает руку матери с лагерным номером и думает о судьбе своих родителей, которые так похожи на миллионы других еврейских судеб.