"Мне страшно жить": задержание мальчика в Москве глазами его отца и израильского адвоката. Интервью "Вестей"
В экслюзивном интервью "Вестям" из Москвы отец мальчика рассказал свою версию событий, а "Вести" выяснили, возможно ли такое задержание в Израиле
Вечером 26 мая в сети Facebook на странице журналистки Люси Штейн появилось видео: московские полицейские задерживают на улице мальчика, силой тащат его в машину, слышны детские и женские крики, вопросы: "Что происходит?" Штейн написала, что мальчик читал на улице стихи, за что и был задержан полицией. А ее и "еще одну девушку, которая его знала, толкнули на землю". Вскоре в интернете было опубликовано еще одно видео, снятое той самой "девушкой, которая его знала". Подробности не заставили себя ждать. К ночи все сайты новостных изданий уже сообщали, что в Москве рядом с Арбатом задержан десятилетний мальчик Оскар Скавронски. Он декламировал Шекспира и вроде бы собирал деньги в свою сумку-холодильник. Девушка, которая пыталась помешать полицейским увезти мальчика, называвшая себя то его знакомой, то соседкой, оказалась женой отца юного чтеца – Кристиной Скавронски. Она и приехавший в отдел полиции отец ребенка Элиас (Илья) Скавронски до ночи просидели в отделе полиции, доказывая, что ребенок не попрошайничал, а практиковал актерское мастерство
На отца составили административный протокол о неисполнении обязанностей по воспитанию. На следующий день полицейские извинились перед ним и пообещали, что протокол аннулируют. Позже представители полиции уточнили, что извинения были принесены только мальчику.
На Кристину Скавронски был составлен протокол по статье 19.3 КоАП (Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях. – Ред.) о неповиновении требованию полицейского.
Происшествие получило резонанс, а пользователи Сети, как и журналисты различных изданий, тут же раскололись на два враждебных лагеря. Одни утверждали, что полицейские поступили правильно и пора очистить улицы от попрошаек. Другие кричали о жестоком обращении с ребенком, который не совершил ничего противозаконного, не просил милостыню, а просто читал стихи.
Сразу после случившегося Элиас Скавронски отказывался от любых интервью, но быстро осознал, что объяснять и даже оправдываться публично все-таки придется – слишком много домыслов и "свидетельских показаний" появилось в Сети и в средствах массовой информации. По его собственным словам, Элиас убедился, что далеко не все российские журналисты готовы объективно освещать эту историю, многие обвиняют его и его семью по умолчанию и фактически участвуют в травле. Согласие Элиаса Скавронски дать интервью израильскому изданию – это его попытка донести миру свою позицию без искажения, поделиться новыми и неожиданными подробностями. И в какой-то степени это просьба о помощи.
– Элиас, почему ты утверждаешь, что журналисты необъективны, и даже употребляешь слова "травля" и "война"?
– Ну, справедливости ради скажу, что это касается далеко не всех журналистов. Но да, я поражен тому, как вырывают мои слова из контекста или просто вырезают мои реплики из интервью, как из моего сына пытаются сделать попрошайку, а из меня – плохого отца, живущего за счет ребенка. Даже когда выдают в телеэфир сюжет, где, казалось бы, защищают мою семью, все равно вставляют в этот сюжет реплику какой-то женщины, чьи дети именно работают на Арбате. И эта дама говорит в камеру, что главная ошибка моей жены Кристины лишь в том, что она не договорилась с полицейскими заранее, когда "выпускала ребенка на заработки", и не поклонилась полицейским в пояс!
– Я знаю, что ты с сыном пришел в программу "Вечерний Ургант" на Первом канале. И про историю "арбатского мальчика" в программе речь шла. И Иван Ургант вместе с актером Данилой Козловским даже выдали в эфир пародию, где взрослого Козловского, декламирующего "Гамлета", задерживает "детская полиция". Но ни тебя, ни твоего сына Оскара мы в программе не увидели. Вас "вырезали" после записи?
– Нет, не совсем так. Оскару предложили принять участие в программе, почитать стихи перед камерами. Он немного нервничал, и, посовещавшись, мы сами решили этого не делать. Просто наблюдали за записью программы из зала.
– Зато вы вместе с Кристиной приняли участие в другой программе на российском ТВ – "Пусть говорят". И, как всегда в этом ток-шоу, в студии стоял крик, гвалт и споры. Тебе удалось перекричать там кого-то, докричаться до кого-то?
– Да, думаю – да. Я смог сказать то, что хотел сказать, что считал важным. Я смог это донести. Мысль простая. Если мы говорим, что живем в цивилизованном обществе, то мораль в этом обществе должна быть очевидной: никто, вот совсем никто не вправе грубо хватать ребенка, не причиняющего никому зла, не совершающего никаких действий против этого общества. И в отношении женщины – то же самое. Да и вообще в отношении любого человека. Какого бы пола он ни был, сколько бы ему ни было лет. Если человек не совершает антиобщественных действий, никто не может быть с ним груб. Даже сотрудник полиции.
– Какие сегодня претензии у полиции к вашей семье? Правда ли, что теперь вам грозит уголовная статья за вовлечение в попрошайничество?
– Это, скажем так, претензия даже не полиции, а биологической матери Оскара. Она подала заявление, обвиняя Кристину.
– Вообще происходящее в вашей семье напоминает сюжет сериала. И раз уж ваша жизнь стала достоянием общественности, расскажи подробности, почему так произошло, что сын живет с отцом и его второй женой, а не с мамой?
– Мама Оскара никогда не была моей первой женой, мы не состояли в браке. Когда она сообщила о беременности, я попросил ее оставить ребенка. Когда малышу исполнилось полтора года, она ушла, оставив мне сына. Более или менее стабильное участие в жизни ребенка она начала принимать с его семи лет, когда Оскар пошел в школу. К тому времени уже появилась Кристина, мы поженились. Решили все как-то мирно договориться, чтобы мальчишке было хорошо. По просьбе его матери мы сняли квартиру недалеко от нее, чтобы ребенок мог жить на два дома. Сейчас Оскар половину недели проводит у матери, а половину – с нами. Юридически Кристина Оскару, казалось бы, никто, но на самом деле его большой друг, человек, живущий с ним под одной крышей, заботящийся о нем, как о родном сыне.
– Почему российские журналисты первым делом, когда история стала публичной, попытались придать ей политический окрас? Или политическая подоплека все-таки есть?
– Видит Бог, это случайность! Ни я, ни Кристина не были знакомы с автором поста о нашей истории. А теперь вдруг и некоторые журналисты, и "друзья" в соцсетях, и (что особенно поражает) совершенно незнакомые люди яростно обвиняют меня в "проплаченности" оппозицией, в том, что мы намеренно устроили провокацию ради того, чтобы показать всему миру, какой в России полицейский произвол. Бред!
И еще я не верю в то, что кем-то дано такое распоряжение тем же журналистам – записать меня во враги государства Российского. Думаю, люди просто привыкли в последние несколько лет к тому, что любой громкий скандал с общественным резонансом – это всегда теперь в той или иной степени противостояние "ватников" и "либералов". Они сами себя в них записывают, и делятся на два лагеря сами. Такой вот максимализм. Если ты, например, против закона о реновации – ты против власти, если тебе не нравится Навальный – значит, ты полностью одобряешь политику властей. Черное и белое почему-то, а полутонов нет. Самое смешное, что до недавних пор я сам себя полушутливо называл "упоротым патриотом" (расхожее в Сети выражение) и очень болезненно реагировал на любую критику в адрес моей страны и действий государства. А теперь меня пытаются "записать" в "либеральные хомяки", мотивируя тем, что истинный патриот не может выступать против полиции. Кстати, важное. Я не выступаю против полиции в целом! Я с самого начала скандала в СМИ пытаюсь всем это объяснить, но многие журналисты норовят вырезать эти слова. Я ничего не имею против полиции, у меня отец-пенсионер был прежде командиром ОМОНа, две мои сестры работают в системе МВД. Я возмущен действиями именно трех конкретных сотрудников полиции, которые грубо запихнули в машину моего десятилетнего ребенка и также грубо вели себя с моей женой.
– Еще в соцсетях пишут, что ты перебрался в Москву после известных украинских событий, монтировал ролики для Навального, жил на деньги богатых покровителей от оппозиции. И многим, кто читает все это в фейсбуке, эта информация и позволяет отождествлять тебя с провокатором, устроившим скандал намеренно, по утвержденному сценарию.
– Я уже не знаю, плакать или смеяться, настолько все это абсурдные обвинения. В Москву я перебрался много лет назад с Дальнего Востока, где вырос. Занимался графическим дизайном. Еще занимался фотографией, музыкой, но это уже хобби скорее, а зарабатывал дизайном и видео. В Киеве я действительно работал, целых два года. И сын, кстати, ездил туда со мной на это время. Меня пригласили на должность арт-директора строящегося микрорайона Воздвиженка. Я отвечал за рекламу, дизайн – все то, что помогает в продажах. После событий на Майдане весь бизнес в Киеве пошатнулся, квартиры перестали продаваться, с зарплатами стало плохо, да и вообще неспокойно. Я решил вернуться в Москву и в том же Facebook кинул клич друзьям: помогите выехать, и буду признателен тем, кто также поможет с работой в Москве. Откликнулся человек, с которым я прежде даже не был знаком. Он одолжил мне денег на аренду квартиры и познакомил с людьми, которым нужно было сделать сайт в интернете. Я ему очень благодарен, очень! Но можно ли считать его "богатым покровителем, за счет которого жила семья Скавронски"?! Вряд ли. Зарабатывал на жизнь после возвращения в Москву я сам, и, между прочим, неплохо зарабатывал, да и сейчас продолжаю. Это как раз для информации тем, кто пытается выставить меня нищебродом, толкнувшим собственного сына на паперть. А если уж рассуждать о "покровителях от оппозиции, заставивших меня устроить срежиссированную провокацию", то вот этот человек, который мне тогда помог, – он как раз абсолютный российский патриот и тот, кого могут назвать "кремлевским ватником". И он, между прочим, начитавшись в Сети вот этого бреда про меня, вступается за полицейских и считает, что я зря устроил неприятности честным ребятам в погонах.
– Так чего же ты хочешь сейчас? Чего добиваешься? Ведь скандал не утихает, СМИ и соцсети продолжают шуметь, и ты вроде не уходишь в тень, не отмалчиваешься. Ты хочешь наказать этих полицейских?
– Да никого я не хочу наказывать. Я хочу одного. Чтобы мою семью оставили в покое. Чтобы ни мне, ни Кристине не предъявляли никаких обвинений. Чтобы к нам домой перестала приходить полиция с проверками и повестками. Чтобы мой сын перестал бояться. С ним сейчас работает психолог. Мальчик, который и так был раньше зажатым и стеснительным, но научился преодолевать себя, научился читать "взрослые" стихи на публику, сейчас может снова замкнуться!
В чем виноват мой ребенок? В том, что ему понравилось быть в центре внимания? В том, что он по-детски горделиво радуется, когда в ответ на чтение им стихов люди гладят его по голове, снимают на видео, кладут ему в сумку конфеты и, да, денежку какую-то в качестве добровольного вознаграждения? В чем преступление моей жены? В том лишь, что действительно отвлеклась на пару минут, не заметила сразу подошедших полицейских, находясь в пятнадцати метрах от Оскара? В том, что пыталась защитить его, не дать увезти одного? В том, что стала снимать происходящее на видео? Да хорошо, что снимала, иначе бы мы были голословны, утверждая, что Оскара грубо запихнули в полицейскую машину.
И еще я очень хочу защитить честь моей семьи. Я хочу, чтобы люди перестали говорить, что мы выставили сына на улицу с протянутой ладошкой, что он попрошайничает. Потому что это неправда!
– Скажи, твое восприятие мира и людей, действительности изменилось как-то после этой истории?
– Да, пожалуй. Мне стало тревожно как-то. Не то чтобы страшно, но неспокойно. За мою семью, за то, как сложится наша жизнь теперь. Стало тревожно от звонка в дверь (вдруг опять полиция?). Даже почтовый ящик открывать с прежним спокойствием уже не получается, не говоря уже об открывании браузера интернета. И я, к сожалению, отлично прочувствовал и осознал смысл фразы "это может случиться с каждым, никто не застрахован".
Возможно ли такое жесткое задержание в Израиле?
На этот часто задаваемый в соцсетях вопрос "Вести" попросили ответить известного израильского адвоката Эли Гервица.
– Вопрос, возможно ли такое в Израиле, вообще кажется мне неуместным, потому что под словом "такое" каждый понимает что-то свое. Я согласился прокомментировать ситуацию с юридической точки зрения лишь по одной причине: я, наверное, единственный человек в русскоязычном мире, который не видел данный ролик. Поэтому я буду оценивать не его, а общие положения, связанные с аналогичной ситуацией.
В Израиле дети в возрасте и десяти лет, и младше замечательно гуляют сами по улицам, и никто их, конечно, из-за этого не задерживает. Однако если израильские официальные органы (в том числе полицейские) видят на улице ребенка и считают, что ему нужна помощь, они вступают в контакт с этим ребенком. Если рядом не видно взрослого, то ребенка доставляют в социальные службы, чтобы разобраться, где находятся ответственные за него взрослые.
Если ребенок откажется проследовать с полицейскими, то его сначала попытаются уговорить. Если уговоры не действуют, стражи порядка применят силу – минимально необходимую. Она зависит от возраста ребенка. Например, 3-летнего малыша возьмут на руки, даже если он брыкается. Следует понять, что применяемая сила направлена на благо ребенка, а не во вред.
Если рядом с обнаруженным ребенком появится взрослый и заявит, что он родственник или знакомый, то полицейские, конечно, будут общаться с ребенком через него. Возможно, ему предложат пройти в отделение полиции, взяв ребенка с собой.
Если взрослый откажется выполнить распоряжения полицейских, то те вправе повести себя так, как в любом другом случае неповиновения законному распоряжению органов правопорядка. Человеку объявят, что он задержан. После этого ему снова предложат проследовать в отделение полиции, но уже в качестве задержанного.
Повторю еще раз, что при сопротивлении и невыполнении указаний полицейские имеют право применять силу. Это право дано им государством, которое обеспечивает общественный порядок.
И вот тут мы касаемся более фундаментального вопроса – о доверии граждан к своему государству.
Возможно, ситуация с этим мальчиком вызывает такие полярные реакции именно потому, что задевает данную тему. Не случайно люди интересуются, могло ли такое произойти в Израиле или в другой стране. Не всем государствам удалось выстроить доверительные отношения между полицией и гражданами. Не всем одинаково удалось воспитать в своих полицейских понимание того, что сила должна применяться только по минимуму. И не все сумели научить своих граждан видеть в полиции помощников, а не карателей. Наверное, над этими вопросами и стоит подумать.
