Как уберечь ребенка от алкоголизма и наркомании: в Израиле есть центр помощи попавшим в беду

Ира Левит и ее подопечная. Фото: Таль Шахар

Две женщины встретились, чтобы поговорить о самом больном. Одна из них - Ира Левит, руководитель Центра помощи детям и родителям, пострадавшим от алкоголя и наркотиков (АЛИС). Вторая - мама, попавшая в беду.

Вот их разговор - без купюр.

МАРИНА, мама:

- Я двадцать восемь лет в стране, обе мои дочери родились здесь. Сегодня младшей, Юленьке, четырнадцать с половиной лет. Все было прекрасно, она росла хорошей, красивой, умной девочкой. Даже не знаю, как я ее упустила. Может быть, потому, что старшую воспитывала в строгости, Юлю избаловала, не знаю…

Все началось с маленьких, незначительных на первый взгляд проблем. С одиннадцати лет она стала пропускать школьные занятия. В продленке ей помогали с уроками, но и туда она перестала ходить. Ее хотели отчислить, говоря, что Юля занимает чужое место, мы воевали…

К нам пришел Борис, координатор из интерната на севере страны, начал уговаривать отдать дочь туда. Полгода меня убеждали, что в интернате за ребенком присмотрят, она станет серьезнее относиться к учебе и перестанет прогуливать занятия. Сначала я сопротивлялась, потом сдалась. Для поступления Юля успешно сдала четыре экзамена.

Интернат этот – не для трудных подростков, а, наоборот, для тех, кто хочет учиться. По результатам экзаменов Юлю хотели направить в класс для одаренных детей. Туда, как мне объяснили, не так легко попасть, берут далеко не всех. А дочку взяли.

Вначале все было хорошо, но через полгода мне начали жаловаться: не хочет вставать по утрам, не хочет учиться, и даже если и приходит на занятия, то в классе спит…

Первый серьезный звонок прозвенел, когда в Песах она приехала домой на каникулы. Пошла с подружкой гулять, через два часа позвонили из полиции и спросили, где моя дочь. Отвечаю, что гуляет с подружкой. "Нет, она в состоянии сильного алкогольного опьянения, ее только что чуть не сбила машина". Поехала я на заправку, куда ее отвезли, тащила домой буквально на себе, промучилась всю ночь. Когда Юля пришла в себя, клялась мне, что такого больше в жизни не повторится. Потом выяснилось, что в интернате подозревали, что она употребляет и алкоголь, и наркотики, но мне об этом никто не сказал.

И завертелось…

Переводить дочь в следующий класс в интернате не хотели, я упросила дать шанс. Мы работали с психологом, социальным работником интерната – очень хорошие люди. Юля подтянулась, и ее перевели в следующий класс. С горем пополам, потому что она год практически не училась. А после Суккота мне позвонил директор интерната и настоятельно посоветовал подыскивать для ребенка другое место, так как с ней много проблем, а их заведение, как я уже говорила, не рассчитано на трудных подростков. С Юлей и впрямь было непросто: учиться не хотела, занятия пропускала, грубила инструкторам, материлась… Директор дал мне несколько номеров телефонов, я звонила – ничего не добилась. То меня отфутболивали, то обещали перезвонить и не перезванивали. И осталась я ни с чем.

Позвонила в социальную службу нашего района, познакомилась с социальным работником, пошла на прием, рассказала всю ситуацию, попросила помощи. Она обещала, но обещание нарушила. Сама я не справлялась: в шесть утра уже начинала работать, девочка была предоставлена самой себе. Поздно просыпалась, в школу не ходила, я по ночам разыскивала ее по всему Яффо-гимел, где мы живем. Попала в дурную компанию. Девчонки эти, малолетки, такие же, как моя, зарабатывают, покупают водку, наливают Юле. Думаю, дело не ограничивается алкоголем: иногда у нее не­естественно расширены зрачки, ведет себя неадекватно, агрессивно, а запаха водки нет...

Был еще хостель для подростков в Хайфе, она там проучилась несколько месяцев, но это не закрытое учреждение, она сбегала и оттуда. Чудо, что с ней до сих пор не случилось самого страшного! Бесконечно говорю с ней, рассказываю, что могут сделать с пьяной девочкой…

…Старшая двадцатичетырехлетняя дочь сбежала от нас, из нашего "сумасшедшего дома". Сняла студию и живет там со своей кошечкой, по которой я очень скучаю. А винить не за что: Юля у нее косметику воровала, вещи портила. И у меня деньги пропадали. С мужем мы давно в разводе, только недавно стал помогать, а до этого вообще собирался отказаться от дочери...

Я ехала в автобусе на работу и попала в серьезную аварию, после которой едва передвигалась. Повредила шейные позвонки, поясничный отдел позвоночника. До сих пор не работаю, принимаю сильные обезболивающие препараты, не могу преодолеть приступы паники перед поездками в автобусах. Четыре месяца не получаю денег. На работе профсоюз обещал помочь – жду…

Но я бы все выдержала, только бы дочку вытянуть. В неадекватном состоянии она прошлым летом даже кинулась на меня, исцарапала лицо, остался шрам. Я держала дверь, чтобы она не могла выскочить из комнаты, она кричала, что выбросится из окна. Во время "Белой ночи" упросила меня отпустить ее погулять, клялась "бе сэфер Тора", что вернется вовремя. В итоге я смогла дозвониться и нашла ее только в десять утра следующего дня.

Полиция привезла Юлю из Ришон ле-Циона, как она туда попала, непонятно. Вся грязная, в песке, с какими-то колючками в волосах, поцарапанная. Ее нашли в каком-то мусорном закутке за забором рядом с бассейном. Она была совершенно пьяна. Это так страшно!.. Район у нас неблагополучный, всякое может случиться…

И тут мне посоветовали обратиться к Ире Левит. Я позвонила, и с тех пор мы вместе. Она тоже мать, ее ребенок тоже был в беде, из-за которой Ира и создала эту организацию. Собираемся вместе идти знакомиться с очередным социальным работником… В какие только двери я не стучала! Сплошной "пинг-понг", а с Хануки ребенок не учится…

- Марина тщетно пыталась найти поддержку от социальных служб – сегодня ей назначили уже третьего по счету социального работника. Что делать с ребенком, непонятно. Вообще наша организация занимается взрослыми людьми, старше восемнадцати. Но в последнее время ко мне стали обращаться матери подростков. И я сталкиваюсь с интересным явлением "платье голого короля". Вроде существуют социальные работники, все суетятся, а ребенок пропадает.

Мы с Мариной составили список людей, к которым она обращалась, – шесть или семь человек. Все обещали помочь, а девочка пьет водку на улице. Обычно я спрашиваю мам детей, попавших в беду, где они были раньше. Но с этой мамой ситуация другая. Несмотря на то, что Марина тяжело травмирована в автокатастрофе, по сути, сидит сейчас в полной нищете, без копейки, она бьется за свое дитя. Где эти социальные работники, кто проверяет, как Марина с Юлей живут? Живой ребенок, нездоровая мать-одиночка – где вся "королевская рать", которая должна стоять рядом и спасать? И человек пришел ко мне поделиться своей бедой.

Мы начинаем эту историю раскручивать и дойдем до самого верха. Да, может быть, социальные работники что-то свое делают, но для меня важно главное: ребенок и мать. Есть нечего, ребенок трудный, мать больная – и нет никакой реальной помощи. И мы пойдем вместе на прием, я хочу послушать, как социальный работник будет разговаривать с матерью, какой это даст эффект, а дальше я обращусь в отдел социальной службы в Иерусалиме. Они открывают для трудных подростков клубы; театры, музыка – чего только нет! А трудный подросток уже попал в пропасть, вот в чем беда. Ему этот театр не шибко нужен - у него уже другие интересы.

И еще я столкнулась с тем, что все наши методические пособия по работе с трудными детьми безнадежно устарели. Детки сегодня совершенно другие - компьютерные. Если раньше были всласть занятия музыкой, театр, книги, то сейчас попробуй девочке про это рассказать. Да ей не интересно! Я бы посоветовала детским психологам, педагогам, методистам сесть и подумать о программе профилактики наркомании и алкоголизма – не в том виде, который сейчас существует, а учесть специфику сегодняшних подростков, понять, как до них достучаться.

Я сама мать наркомана. Парень был один в Израиле, попал в эту беду. Ампутировали ногу; сегодня у него проблемы со здоровьем. Сейчас пока он держится – я просто благодарна судьбе. Но чтобы понять и принять это все мне, матери… Именно поэтому я с сочувствием и любовью отношусь ко всем, кто к нам приходит: сама такой путь прошла, знаю, как он страшен и тяжел.

Мы с Мариной стали родными, беда нас объединила. Она о девочке может рассказать все: знает, что я пойму и всем сердцем постараюсь помочь. Пойдем в социальный отдел, не получится – будем ставить вопрос на комиссии кнессета. Эти "детские" комиссии заняты чем угодно, но насущный вопрос профилактики наркомании и алкоголизма среди детей и молодежи не решается. Кому нужны "Ночные птички" - автобус ночью подъезжает к группе подростков, и детям рассказывают, что пить водку нехорошо. И ладно.

А необходимо начинать проводить профилактику. Я не специалист, всего лишь мать. А нужны специалисты, чтобы они объяснили современным подросткам, почему наркотики употреблять нельзя. Не мне вчерашней и даже не моему сыну. Как сделать так, чтобы у ребенка не возникало желания травиться. В конце концов, стоит посмотреть, как обстоит дело в других странах, – есть варианты достучаться. А моя главная задача – работа с мамами. Довести, донести до них, что наркоман, опекаемый любящей мамой, которая и простынку чистую постелет, и накормит-напоит кровиночку, никогда в таких условиях не покончит с наркотиками.

Надо, чтобы мать научилась не бояться честно разговаривать с ребенком. В каком бы виде Юлечка ни заявилась домой, Марина счастлива, что видит ребенка. И дитя, как муха в паутине, завязает все больше. А нужно честно, прямо говорить с ребенком. Вот организация АЛИС этому матерей и обучает – с помощью наших психологов, наркологов. И мы обмениваемся опытом, как выстроить отношения со своим ребенком. Это невероятно трудно, но так важно!..