Юджин Кандель: к Израилю нельзя относиться "в общем". Интервью
Его блестящая карьера и сама биография свидетельствуют о том, что никакого стеклянного потолка не существует. Но он ведь есть, прозрачный и непреодолимый, факт, и мы частенько бьемся об него, каждый на своем месте. И это не единственный парадокс, приходивший на ум во время беседы со знаменитым экономистом, экс-главой Национального экономического совета Юджином Канделем
Юджин Кандель. Фото: Ярив Кац
Лет восемь назад с языка одного "русского" пресс-секретаря в кнессете сорвался и прошелестел по телефонному проводу слух о том, что вернувшийся во власть Нетаниягу зовет в экономические советники одного из "наших". А через несколько утр экономический обозреватель "Галей-ЦАХАЛ" сообщил о назначении нового советника правительства по экономическим вопросам - американца Юджина Канделя. Однако автор слуха стоял на своем: это наш человек!
Что за путаница? Юджин Кандель - чикагский экономист, прославившийся в 1990-е во время биржевого кризиса в США тем, что предотвратил обрушение индекса NASDAQ (радиознайка просто неверно огласовал фамилию). Он американец. А "наш" - это Феликс Кандель, литератор, из отказников, известный одним по "Ну, погоди!", другим по журналу "Тарбут", а кому-то по двухтомнику об алие "Земля под ногами" и многотомной истории российского еврейства.
Никакой путаницы: речь шла о Евгении Феликсовиче Канделе (которого подобным образом называли в последний раз в 1977 году в советском ОВИРе), репатриировавшемся из США уже как Юджин.
Хотя немного неестественно, согласитесь, называть Юджином человека, идеально изъясняющегося на родном для него русском языке, да еще с легким московским выговором. Тем более что один из нас помнит его еще Женей, студентом подготовительного отделения Иерусалимского университета.
Чикагская школа
Юджин Кандель. Фото: Ярив Кац
- Самым естественным путем. Когда я приехал на учебу в Чикаго, то все время пользовался своим загранпаспортом, в котором мое имя было написано латиницей - Eugene, Юджин по-английски. Так меня называли повсюду, и я к этому привык. И вернулся в Израиль уже как Юджин.
- Но для близких вы по-прежнему Женя?
- Конечно, в том числе и для моей жены - уроженки Израиля.
- Почему вы выбрали для продолжения учебы именно Чикаго? Из-за "чикагской школы", гремевшей тогда по миру после чилийского экономического чуда?
- Тоже все очень просто. В 1984 году, сделав вторую степень по экономике в Иерусалиме и отслужив, я захотел учиться дальше. Мне было 25, и я тогда ничего не знал об американских университетах, поэтому выбрал четыре самых серьезных в нашем представлении и разослал документы. Два отказали, два - MIT (Массачусетский технологический) и Чикагский университет - согласились принять. Я выбрал Чикаго и, как оказалось впоследствии, интуитивно сделал правильный выбор. Следующие восемь лет, и особенно первые четыре, как теперь я понимаю, были для меня самыми счастливыми с точки зрения науки, самыми насыщенными интеллектуально. Там были выдающиеся лекторы и блестящие студенты, особенная творческая атмосфера. Четыре года я, как губка, жадно впитывал информацию. А все последующие понемногу выжимаю, так что хватило до сих пор...
- Как вы себя ощущали в американском "городе ветров"?
- Прекрасно! Город красивый, современный. Моя жена - а я за год до переезда женился - сразу нашла работу. Мы поселились в Гайд-парке, и там у нас сразу образовалась компания - эмигранты из СССР и израильтяне, любившие селиться в этом районе. Наконец, именно в Чикаго базировалась правозащитная группа, которая боролась за наш выезд из СССР и которая сумела этого добиться в 1977 году.
- В 1977-78-м советские власти выпустили довольно большую группу евреев из крупных городов РСФСР, Прибалтики и Средней Азии. Это был такой "жест доброй воли" после подписания СССР Хельсинкских соглашений.
- Возможно. Но нас выпустили в результате адресного давления чикагской группы. Они действовали через Голливуд, в частности, через очень влиятельный профсоюз сценаристов. Они устраивали пикеты и демонстрации, когда в Америку и в другие страны Запада приезжали советские кинематографисты. А после того как меня жестоко избили в Москве, они добились того, что крупнейшие студии Голливуда известили советских дипломатов, что бойкотируют следующий Московский кинофестиваль, если нас не выпустят. А надо сказать, Кремль очень ценил расположение Голливуда, традиционно левого, видимо, рассчитывая действовать через него, как в послевоенные годы. И нас выпустили!
- Сколько вы прожили в отказе?
- Четыре года. Мы подали прошение в 1973-м, а уехали в 1977-м. Нам отказали под предлогом секретности прежней работы отца. Он окончил Московский авиационный институт и в последний раз работал на секретном предприятии в 1962 году. После этого десять лет занимался литературой, писал сценарии. Но когда мы обратились в ОВИР, ему тут же припомнили предыдущую трудовую деятельность. И в назидание первым делом отключили телефон. Но это никак не изменило сущность его сионистской деятельности. Отец был человеком авторитетным в среде московской еврейской интеллигенции, с ним советовались, к его мнению прислушивались. Он был редактором журнала "Тарбут", в нашем доме несколько раз в год проводились семинары, на которые съезжались люди со всей страны и даже из-за границы.
- Все под присмотром "Большого брата"?
- Конечно. Как-то у нас собрались пятнадцать человек, в том числе иностранцы. Мы погасили в квартире свет и раздвинули шторы. И все увидели под окнами на улице - а это "интеллигентский квартал" за метро "Аэропорт" - пять машин и человек тридцать "топтунов" КГБ, по два на каждого гостя, не знавших, чем себя занять. Мы, можно сказать, свыклись с их существованием, знали их в лицо. Один "топтун" с одышкой все время не успевал за мной и как-то даже обратился ко мне: "Да не беги ты, я же не успеваю за тобой!" В дни, когда у нас были запланированы культурные мероприятия, устраивали обыски на квартирах у их участников, увозили на допросы в прокуратуру к знаменитому полковнику Тихонову. Такие вот почти интимные отношения...
1974 г. Женя Кандель с родителями и младшим братом. Фото из личного архива семьи Кандель
- И после всего этого - избиение до полусмерти? Что случилось?
- До поры до времени они не переступали порог нашей квартиры, не имея специального постановления. Но однажды они вошли, двое, вместе с нашим участковым. И отец потребовал у них документы, а когда те отказались их показать, выгнал их из дома. А через пару дней, вечером, мы с приятелем отправились за елкой - дело было под Новый год. На обратном пути на соседней улице нас остановили два молодца и попросили закурить. Я не курил, а товарищ мой достал сигареты, но не за этим они пришли: один из них ударил меня в лицо, повалил на асфальт - я едва успел снять очки. Били не торопясь, умело - ногами, стараясь попасть по лицу. В какой-то момент, почувствовав, что теряю сознание, я закричал им: "Вы же меня убиваете!" И вдруг все прекратилось. "Извини, парень, ошибочка вышла, - сказал один, а другой добавил: "В Америке тебя бы уже давно застрелили, а тут всего лишь от...дили". И они исчезли. Потом мы с мамой отправились в отделение милиции, но у нас не приняли заявление. Когда об этом инциденте стало известно за рубежом, группа в Чикаго начала действовать еще более активно и добилась результата. А это была зима 1977-го, когда начались аресты руководителей Хельсинкской группы, потом письмо в "Известиях", арест Щаранского. Отец тоже проходил по этому делу, так что нас могли отправить совершенно в другом направлении. Но вместо этого выкинули из СССР.
- А история с NASDAQ, прославившая вас на весь мир, тоже связана с Чикаго?
- И да, и нет. В начале 1994 года два моих бывших соученика в Чикаго, на тот момент уже профессора в других университетах - Огайо и Вандербильт, собирали статистику для исследования биржевых процессов. И внезапно обнаружили удивительные вещи. Надо сказать, что тогда на американских биржах подсчет дробных частей долларов велся не в центах, то есть в десятеричной системе, а по восьмым долям доллара. Это была минимальная единица изменения цены. Не спрашивайте почему - так исторически сложилось. У всех бирж во всех странах свои традиции. И выяснилось, что у 30 из 100 самых торгуемых компаний на бирже высоких технологий NASDAQ вот эти дробные показатели примерно пополам делятся между четными и нечетными, а у остальных 70 нечетных вообще нет! Ноль за целый год. Они ничего специально не искали - просто что-то у них не сходилось при подсчетах, и они обнаружили эту закономерность. Они написали: мы не утверждаем, что это следствие какого-то сговора, просто вот так обстоят дела. И опубликовали свою статью на сайте одного из университетов. И надо же, ее увидел корреспондент "Лос-Анджелес таймс" и пересказал в газете. На следующий день 33 компании подали огромный групповой иск против инвестиционных банков и торговых домов, участвовавших в торгах NASDAQ, разгорелся грандиозный скандал. Это май 1994 года. А я в этот момент вообще был в Израиле в академическом отпуске. В сентябре я вернулся в Чикаго, и один из профессоров, приехавший к нам с лекциями, показал мне свои выкладки и предложил мне принять участие в исследовании. И я согласился, так как меня это зацепило. Вообще-то биржа - это не моя специализация. Микроэкономика, ценообразование - вот мои темы. Но в данном случае я увидел, что речь идет именно о ценообразовании. И за год я изучил все, что можно было изучить, и прочел все, что можно было прочитать, и стал одним из экспертов в биржевых вопросах.
Мы с моим коллегой опубликовали несколько работ, и в 1996 году меня пригласило консультантом министерство юстиции США, которое готовило реформу биржевых установлений. В 1997 году новые правила были приняты, и я был первым, кто опубликовал их перечень и толкование. Кстати, а тот феномен с восьмыми долями прекратился сам собой, в один день. То есть он непонятно почему возник и непонятно почему исчез.
- Значит, все-таки был сговор?
- Этого никто не знает. Точнее, никто не доказал. Биржа заплатила штрафы и начала жить по новым правилам.
Дважды репатриант
- И вот в том же 1997-м на пике известности вы затеяли вторую репатриацию? Почему?
- Потому же, почему и первую.
- Но на этот раз вы приехали совсем в другую страну, чем та, в которую вы совершили первую алию, не так ли?
- Совершенно верно. И из другой. А сейчас мы вообще живем в третьей, если продолжать этот ряд. В конце 70-х Израиль был провинциальной, бедной, полусоциалистической страной. Правда, с хорошими предпосылками в нескольких областях. В частности, в академической. Кстати, по этой части за прошедшие годы Израиль деградировал. В конце 70-х - начале 80-х все хозяйство страны контролировалось несколькими могущественными группами, рядом с которыми сегодняшние олигархи и монополисты - детский сад. Четверть ВВП производилась на предприятиях Гистадрута, чуть меньше - на предприятиях и финансовых учреждениях, вышедших из лона Сохнута, и так далее. Зато в Израиле, и в Иерусалиме прежде всего, была отличная академическая школа с высоким статусом и солидными инвестициями в науку. Профессуры и студентов было гораздо меньше, чем сейчас, и государственных инвестиций в пересчете на студенческо-профессорскую душу хватало на многое. Преподавательский состав - лучшие профессора со всего мира, и это еще до большой алии. Кстати, в экономике и до, и после нее число русскоязычных специалистов было мизерное.
- Ну так они же изучали совсем другую экономику, которая к тому же развалилась на глазах...
- Да, пожалуй. А конец 90-х - это совершенно другая страна. Во-первых, произошла приватизация четвертой части государственных и профсоюзных предприятий, за что отдельное спасибо Хаиму Рамону, который в 1994 году возглавил Гистадрут.
- Да уж, большой мастер художественнного лома...
- При чем здесь "сломать"?! Он просто выпустил их на свободу! Это было очень важно тогда...
- Приватизация по-израильски отличалась от российской разве что количеством трупов...
- Российская приватизация была прежде всего очень коррумпированной.
- А израильская нет? Даже те дела, которые расследовались и дошли до судов - от Аппеля до Шевеса, показывают, что коррупция была отчаянная...
- Нет, нет. Просто правительство тогда не очень себе представляло, что и в какие руки и по какой цене следует продавать. Это мы сегодня задним умом крепки... Так вот, во-вторых, после ликвидация проекта "Лави" большое число квалифицированных ученых и инженеров вышли на свободный рынок. В-третьих, большая алия, обеспечившая Израиль достаточным числом грамотных специалистов. Да, конечно, мы помним докторов наук, подметавших улицы, но в конце концов спустя пять-семь лет так или иначе они нашли себя. Вообще, это был совершенно уникальный для всего мира опыт абсорбции такого количества профессиональных людей. В-четвертых, из армии начали выходить специалисты по информационно-коммуникационным технологиям, которых тут же расхватывали инновационные предприятия. И наконец, краеугольный камень этого "большого рывка" - программа "Йозма". Программ всяких было много и до, и после, но именно эта оказалась стопроцентно удачной. Настолько, что ее до сих пор изучают во всех университетах мира, и само слово "йозма" стало международным. В Сингапуре спросите, что такое "йозма", - они знают.
- Что за диво?
- Да ничего особенного: выделили 80 миллионов долларов на десять проектов. Условие простое: получишь восемь миллионов, если приведешь специалистов по рисковому капиталу и сам капитал. И это стопроцентно сработало и дало такой толчок всей израильской инновационной отрасли, что все закипело, забурлило. Каждый день стали возникать старт-апы, разрабатывавшие передовые аппликации и технологии, чьи акции продавались на американской бирже. Деньги полились в Израиль такие, что ребята немного ошалели и сами себе назначали огромные зарплаты.
- Кто авторы программы "Йозма"?
- Тогдашний главный ученый министерства экономики Шуки Глайтман и мой соученик Яром Ариав, работавший тогда главой бюджетного отдела минфина. Сама програма выполнила свои задачи уже через год-полтора, но инерции хватило лет на шесть-семь. Кончилось все в конце 2000 года: во-первых, рухнул наш старый знакомый NASDAQ, во-вторых, началась вторая интифада. Поток инвестиций резко сократился, и вся эта история покатилась под откос. Это видно по университетской статистике: с 1998-го непрерывный рост числа обучающихся компьютерным наукам, пик в 2003-м - и затем резкий спад. Казалось, весь наш старт-ап должен захлебнуться. Но тут оказалось, что можно зарабатывать не только на бирже. Межнациональные корпорации в области хай-тека сообразили, что в Израиле сосредоточен огромный творческий потенциал, и начали скупать здешние старт-апы. За счет этого отрасль продолжила процветать, наши старт-апы делали "экзит" за "экзитом", а страна сравнительно безболезненно пережила мировой финансовый кризис.
- Как нам это удалось?
- Ничего удивительного. Во-первых, в Израиле и до этого была очень жесткая финансовая регуляция, не позволявшая рисковать капиталами, а во-вторых, кризис поразил прежде всего базовые отрасли - банки, страховые компании, автомобильную промышленность, тяжелое машиностроение. Всего этого у нас нет. Зато наши технологии направлены на оптимизацию, автоматизацию и в конечном счете удешевление производства. Поэтому западные компании не ушли с нашего рынка, а продолжают пастись здесь до сих пор. В результате пока весь остальной мир выбирался из кризиса, Израиль двигался поступательно, и сегодня мы уже живем в новой стране - одной из 25 самых богатых стран мира.
- Может ли процветать страна, не имеющая настоящей промышленности, ресурсов и географии?
- Маленькая страна может. Большая - едва ли. А маленькая страна всегда ищет для себя ниши, в которых имеет преимущество над остальными.
Угол зрения
- Тут у нас возникает, извините за неприличное слово, когнитивный диссонанс. Мы слышим о нашем процветании, но видим вокруг себя полстраны, вкалывающие за минимальную зарплату, тяжелую технологическую безработицу в гуманитарной сфере, растущие неумолимо цены и государственные поборы - и, конечно, жилье, ставшее предметом роскоши в 2017 году. В общем, процветание сомнительное...
- К Израилю нельзя относиться "в общем"! Есть особенности и нюансы, которые могут полностью изменить картину. Давайте сознательно отставим в сторону проблему жилья. И вот почему. В Америке от подачи застройщику архитектурного проекта до вселения в новую квартиру проходит два с половиной года. В Израиле - тринадцать лет! Потому что избыточная регуляция, потому что с конца 90-х строили слишком мало и слишком мало выделяли земли. И все сегодняшние проблемы заложены 13 лет назад, и за пару-тройку лет проблемы не решить. Между прочим, я сам, не купив квартиру после репатриации, сегодня уже не могу пойти на такое приключение. Так вот, если без жилья, картина отнюдь не безрадостная.
- Ну да, конечно, снизились цены на все виды связи, на поездки за границу...
- Вот еще пример из жизни. В прошлом году я купил новую машину, то есть поменял старую "Тойоту приус" на новую. В 2016-м я купил "приус" по той же цене, что и десять лет назад! То есть фактически цены на автомобили снизились. И есть множество других примеров. Ну не станете же вы утверждать, что граждане Израиля стали жить хуже?
- Да нет, жить стало лучше. Но не веселее - точно. Когда и как вы познакомились с Биньямином Нетаниягу? Как состоялось ваше назначение его экономическим советником?
- Мы познакомились в 2009 году, когда он, собственно, и предложил мне пост. Только давайте уточним: экономическим советником правительства, согласно закону, является председатель Банка Израиля. А я возглавил Национальный экономический совет при министерстве главы правительства. Меня Нетаниягу представил мой предшественник на посту, профессор Мануэль Трахтенберг. А вообще фамилию Нетаниягу я впервые услышал в 1976 году. Тогда к нам на один из семинаров приехал Натан Щаранский, который только что прочел на английском книгу "Энтеббе" и пересказал ее нам. Вот тогда-то я и узнал о Йони Нетаниягу. Забавно, что через много лет, в 2010-м, правительство проводило специальное заседание, посвященное 20-летию большой алии, и я подготовил специальный доклад "Вклад репатриантов из бывшего СССР в экономику Израиля". Пригласили Щаранского, Эдельштейна и других. И Юлик говорит Натану: "За этим столом есть человек, которому не нужно объяснять, что такое жизнь в отказе и борьба за репатриацию". - "Кто это?" - "Юджин". - "Какой Юджин?! Я всех знаю, не было там никакого Юджина!" После этого он еще вглядывался в меня, пока не воскликнул: "Женя, так это ты?!"
- Министры не удивились диалогу на русском? Они вообще относились к вам как к американцу или русскому?
- Как к Юджину Канделю.
- Ваш совет выполнял задания премьера и кабинета или сам выдвигал иницитивы?
- И то и другое в пропорциях примерно сорок процентов к шестидесяти. Мы в любом случае должны были работать с политиками, так как нашей конечной целью были закон, или поправка к закону, или решение правительства.
- Какое было первое поручение Нетаниягу, вы помните?
- Конечно. Разработка механизмов уменьшения зависимости внутренних цен на горючее от мировой конъюнктуры.
- Нетаниягу убедил вас пойти на вторую каденцию в 2013 году. Но через два года вы все-таки оставили один из самых влиятельных постов в государстве. Во имя чего?
- Во имя нового, очень привлекательного проекта. Я возглавил организацию "Нация старт-апа", это очень серьезная инициатива, негосударственная. Ее сверхзадача - приспособить израильские инновационные компании к меняющемуся миру, открыть мир перед израильскими старт-апами и защитить от посягательств BDS.
- То есть позитивный пиар для наших инновационных проектов?
- Не только и не столько пиар, хотя и он тоже. Видите ли, мы живем в потрясающее время. Сегодня в глобальной экономике происходят огромные изменения с жуткой скоростью, какой не было никогда в истории! С 1690 года до 2008-го средняя процентная ставка была 4 процента. Триста лет она совсем немного варьировалась и самой низкой была с 1940 по 1945-й - 2 процента. Сегодня это 0,2 процента! Понимаете? В двадцать раз ниже! В таких условиях мы еще не жили. А в то же время государственный долг ведущих держав в относительных величинах сопоставим с тем, который был в конце Второй мировой войны, население в них стареет. Центр тяжести глобальной экономики сдвигается в третий мир, где вот-вот появится миллиардный средний класс. И конечно, технологии. Маленький предмет из пластика и металла уже очень скоро заменит нас на рабочем месте. И все это - даже не завтра, а сегодня вечером. К этому надо быть готовыми. Израильский опыт изучают в мире и пытаются подражать. И если где-то будут предлагать более привлекательные условия развития инноваций, чем в Израиле, большие деньги устремятся туда. Поэтому мы должны все время опережать наших потенциальных конкурентов.
- Вы звучите, как отчаянный оптимист. Как бы вы сами охарактеризовали свою систему экономических взглядов - либерал, кейнсианец, ревизионист?
- Реалист.
