Рецензия: израильский оркестр, итальянский дирижер и австрийский скрипач сыграли Прокофьева
Февральскую серию концертов ИФО провел его главный гостевой дирижер, итальянец Джанандреа Нозеда, а солировал скрипач Юлиан Рахлин, тоже частый гость Израиля и его главного оркестра
Для первого отделения основной программы этой серии, прозвучавшей 14 февраля в иерусалимском "Биньяней ха-ума", где мне довелось побывать, были выбраны произведения не просто популярные у публики симфонических концертов, но суперпопулярные - 1-я, "Классическая" симфония Прокофьева и ми-минорный Скрипичный концерт Мендельсона. Возможно, я, как и многие мои коллеги в подобных случаях, посетовал бы, что хотя очень люблю то и другое, но музыка их уже несколько приелась, а следовательно, неплохо было бы найти что-нибудь посвежее. Но все априорные пени рассыпались в пух и прах после того, как я услышал, казалось бы, заигранные пьесы.
Отмечу только главную общую черту. Музыканты в этот вечер не ставили рекорды скорости в быстрых частях, а словно внимательно вслушивались вместе со слушателями в каждый звук и фактурный изгиб, смаковали не утратившую свежести остроту прокофьевских гармоний и пластичность мендельсоновских мелодий, наслаждаясь ими, как наслаждается знаток игрой алмазных граней.
Видимо, Рахлин не планировал играть на бис, он даже дважды вышел на поклоны без скрипки, что обычно намекает публике на это. Однако слушатели проявили настойчивость, и скрипач вновь появился на сцене с инструментом. Он исполнил тоже слушанную-переслушанную сольную "Сонату-балладу" Изаи, но так, что стало понятно: второе слово в заголовке - не дань романтической традиции, а подсказка, что эту музыку нужно сыграть не как разросшийся виртуозный этюд, а именно как повествование, с такими подробностями в "сюжете", мимо которых часто пролетают в раже многие его коллеги.
Название во втором отделении было тоже заявлено вполне известное - "Жар-птица" Стравинского. Однако Нозеда предложил не одну из трех сюит, скомпонованных автором в 1910, 1919 и 1945 годах, а полную музыку балета, в том виде, в котором она прозвучала на парижской премьере 1910 года, с громким успехом явив миру тогда еще почти никому не известного композитора.
Сам Стравинский считал, что по молодости (28 лет) переборщил со звуковыми роскошествами, вызванными к жизни красотами, которые балетмейстер и автор либретто Михаил Фокин извлек из разных русских сказок. Поэтому от сюиты к сюите композитор не только избавлялся от лишних, как ему казалось, эпизодов музыки, но и от избыточной оркестровки. И даже высказался как-то, что хореографам, желающим ставить этот балет, лучше взять за основу одну из сюит, а не оригинальную партитуру, первую из написанных им для дягилевских "Русских сезонов в Париже". А уж тем, кто исполняет эту музыку в симфонических концертах, следовать авторскому императиву сам Бог велел.
Однако Нозеда с "высшей волей" не посчитался. Он вернулся к расширенному оркестру (например, к трем арфам, вместо одной!) и с помощью ИФО сыграл практически все, что было в фокинском балете. Причем так, что осталось только воскликнуть: победителей не судят!
