Первую симфонию Гребенщикова сыграли в Тель-Авиве

- В ваших ранних альбомах чувствуется влияние англоязычной музыки. Как получилось, что вы в условиях СССР так хорошо выучили английский язык? Ваш папа - инженер, мама - юрист. Вы - математик. И при этом - один из немногих, кто действительно владеет языком...

- По неизвестным причинам меня учили этому языку с детства: было интересно, но без фанатизма. Однако когда я услышал «Битлз», у меня возникла потребность узнать английский по-настоящему. И знание другого языка, в итоге, меня освободило: я перестал зависеть от «советских» источников информации и стал видеть мир по-другому. Я стал частью мира, а не наблюдал его из-за забора (как учили нас смотреть в СССР).

- Вы известны резкой критикой Советской власти: На обмане невозможно выстроить хорошую жизнь». Почему вам все еще комфортно жить в России - сейчас, когда определенно в стране советского больше, чем было когда-либо?

- Это моя родная страна. По роду моей деятельности мне приходится все время по ней ездить, встречаться и общаться с огромным количеством людей, и я вижу, как они просто по-человечески естественны, хороши, нормальны, красивы - и мне хочется продолжать делать для них то, что я могу. А насчет критики Советской власти - я не критикую. Я честно говорю, если мне что-то не нравится.

- Что, по вашему мнению, составляет определение «совок» - сегодня и раньше?

- Самое неприятное, что сделала с людьми Советская власть - это то, что она приучила их думать: «Я ни за что не отвечаю и ничего не значу. За меня все решают. Я только маленький винтик в огромной машине». Поэтому нет личной ответственности ни за самого себя, ни за то, что делаешь. Поэтому все делается посредственно.

- Вы как-то сказали: «Политика меня интересует меньше, чем сельское хозяйство Гватемалы XIV века». При этом вы ведете давнее сотрудничество с политически ангажированной организацией по защите политзаключенных «Amnesty International». Нет ли в этом определенной двусмысленности?

- Я действительно не вижу ничего интересного в политике. И деятельность «Amnesty», на мой взгляд, к политике не имеет никакого отношения. Они помогают людям, необоснованно попавшим в тюрьму, вне зависимости от политического строя страны, в которой это произошло. Иногда их работа приносит плоды: мне несколько раз передавали из разных стран письма благодарности от людей, выпущенных на свободу. А сотрудничаю я с этой организацией просто потому, что они ко мне обратились. Спасти невиновного от тюрьмы - по-моему хорошее дело.

- «Я не считаю себя музыкантом», - сказали вы в одном интервью. А кем вы себя считаете, если не музыкантом?

- Я пишу и пою песни. Вот и все… Если более подробней, то я пишу песни, аранжирую их, записываю, играю их, пою. Дело музыканта - подневольное: играть музыку по нотам или без них. Моя работа другая, примерно, как у пифии: передать то, что должно быть сказано и услышано. Часто то, что сказано в песне, становится понятным только спустя несколько лет.

- Вы часто сотрудничаете с самыми разными музыкантами - от представителей русского и зарубежного рока до узбекской певицы Севары Назархан. Каким должен быть музыкант, чтобы вас заинтересовала потенциальная возможность совместного творчества?

- Я должен быть поражен тем, что он делает. Когда юного Жана Кокто привели читать стихи к великому Дягилеву, тот сказал одно: «Удиви меня». Я сохраняю этот завет в сердце.

- «Мне кажется, мы можем гораздо больше», - говорите вы о современности. А что мы можем? Из-за Интернета люди перестали читать и стремиться к переменам, но стали ловить покемонов и швыряться птичками и свиньями…

- Каждому сверчку свой шесток. Если некоторые люди отказываются от самообразования, их место занимают другие. А чем это оправдывать - неважно. Интернет здесь не при чем, это просто орудие производства, как микроскоп - его можно использовать по назначению, а можно забивать им гвозди. А можем мы - творить и создавать на самом высшем уровне все, что захотим - от строительства домов и прокладки дорог до образования, лечения и писания стихов. Просто нужно вложить в это дело всю душу. Мой друг, великий армянский музыкант Дживан Гаспарян даже ботинки отказывался покупать, если, по его словам, они были «без души сделаны».

- В ваших текстах много аллюзий и самых разных полутонов. Вас не раздражает, что смысл ваших текстов - ввиду их многогранности и расплывчатости - остается непонятым большинством ваших слушателей в том смысле, какой вкладывали в песню вы?

- Песня - зеркало. Каждый в ней слышит то, что ему нужно. Для меня в том, что я пою, нет никакой многогранности и расплывчатости - все предельно ясно и определенно. А слушатели, если захотят, могут во всем разобраться. Но не всем это нужно. Но, может быть, это и не обязательно: пусть на каждого песня действует по-своему.

- Вы часто приезжаете в Израиль. Чем нынешний концерт отличается от того, что был неполных два года назад? Если не считать того, что он будет с симфоническим оркестром…

- От позапрошлогоднего концерта теперешний будет отличаться всем - например тем, что с оркестром у нас совсем другая программа, другая музыка, история о другом. Мы всегда говорим из сегодня про сегодня.

- Известно, что вы много играли на улицах в своем нынешнем туре по РФ. Известно, что вы вообще любите прогуливаться по городам, в которых даете концерты. А есть шанс увидеть вас случайно на улицах Тель-Авива 25 октября вечером?

-Надеюсь, что получится где-то сыграть.